Философия красоты

Демина Карина

Сейчас же, дабы не мешать другим, и самому не попасть в число праздношатающихся, Эгинеев занялся важным делом: допросом возможных свидетелей. Для беседы Кэнчээри выбрал одну из комнат, маленькую, неуютную, больше похожую на кладовую. Половину пространства в ней занимал стол со швейной машинкой – любопытно, кто здесь рукоделием балуется? – вторую – узкая тахта, манекен с небрежно нахлобученной дамской шляпой и круглый табурет на колесиках. Более чем странная обстановка, интересно, кто здесь обитает?

Первой «на разговор» Эгинеев пригласил воинственную Революцию Олеговну. Здравый смысл настоятельно рекомендовал оставить старушку «на потом», но инстинкт… чуяло сердце,

что Победоносцева знает больше, чем все остальные вместе взятые. Но согласится ли рассказать?

– Итак, молодой человек, – Революция Олеговна смотрела на него, словно молодой, ретивый чекист на врага народа. В позе ее – прямая спина, подбородок параллелен полу, руки лежат на коленях, плечи расправлены – читалось презрение ко всем, кто дерзнул нарушить покой дамы. Наверное, так Мария-Антуанетта встречала на Парижскую чернь, осмелившуюся разорить Версаль. – Каково ваше заключение?

– Пока рано делать заключения.

– Смотрите, как бы потом поздно не стало. И еще, велите вашим людям быть поаккуратнее, мне в этой квартире еще жить.

– Они стараются…

– Как же, стараются. Мне потом результаты этих стараний убирать придется, а в моем возрасте вредны чрезмерные физические нагрузки. Остальных тоже допрашивать станете?

– Всенепременно.

– Только не корите себя потом за бездарно потраченное время. Леля глупа. Впрочем, разумная молодая девушка – нонсенс, однако, Леля – дура совершенная, как и Серафима, они друг друга стоят. Леля утопит в слезах, а Фима расскажет все, что видела и не видела. Она обладает весьма богатым воображением, к которому можно прибавить старческую болтливость и хронический недостаток внимания со стороны окружающих. Поверьте, она с удовольствием воспользуется случаем. Что касается Сергея, то формально он – консьерж, но фактически выполняет роль электрика, водопроводчика, просто мастера на все руки. Вы, наверное, заметили, что место консьержа не оборудовано должным образом?

– Да. – Эгинеев и вправду заметил, что в подъезде нет ни стола, ни стула, не говоря уже о стеклянной будке, в которые ныне стало модно помещать охранников, консьержев и иже с ними.

– Это оттого, что Сергей имеет при доме комнатенку в подвале, где и обитает. Когда жильцы испытывают необходимость в его услугах – просто звонят по внутренней связи. Это я к тому, что Сергей вряд ли что-то знает, хотя… порой прислуга бывает весьма наблюдательна. Вы курите?

– С чего вы решили?

– С таким задумчивым видом вертите карандаш, будто раздумываете, с какого конца его удобнее прикурить.

– Не возражаете? – Эгинеев испытывал восхищение пополам со смущением: от пронзительного взгляда мадам Петроградской ничто не укроется. Ценный свидетель, хоть и своенравный, такая, чуть что не по ней, враз закроется, отговорившись возрастом, слабым здоровьем и прогрессирующим склерозом, тогда адью показания. Нет, с Революцией Олеговной обращаться надо бережнее, чем с гранатой без чеки. А курить и вправду охота, к тому же на столе пепельница, не для развлечения же ее поставили.

– Курите ради Бога.

– А вы?

– Милый юноша, трубка тем и хороша, что, в отличие от ваших сигарет, ее нельзя курить каждые пять минут, а в моем возрасте – это несомненный плюс. Трубка требует бережного, уважительного обращения. Но вы спрашивайте, спрашивайте, не стесняйтесь.

Не стеснятся в присутствии Петроградской было сложно. То же самое, что не стеснятся на закрытом балу в честь Ее Величества королевы Великобритании, на который проник по поддельному пригласительному билету. Того и гляди, за шиворот схватят да спустят с лестницы.

– Кто обнаружил

тело?

– Леля. До чего бесцеремонная особа, заглянуть в ванную комнату, когда молодой человек – заметьте, не муж, не жених, не близкий родственник – купается? Это верх неприличия. Не сочтите меня ханжой и престарелой моралисткой, но я привыкла говорить, что думаю.

– Значит, если я правильно понял, Леля пришла в гости к вашему внуку, а тот принимал ванну, она заглянула и обнаружила тело. Так?

– Не так. – С явным удовлетворением в голосе произнесла мадам Петроградская. – Леля не пришла, Леля здесь живет. Рома принимал ванну, а она заглянула и, соответственно, обнаружила. Мы позвали Сергея, а тот уже позвонил в милицию. Я проследила, чтобы в ванной комнате никто ничего не трогал.

– Спасибо.

Здравомыслие этой особы поражало, Революция Олеговна была спокойна, рассудительна и даже иронична. Неужели ей ни капли не жаль внука? Или дело в затаенных конфликтах, в подводных течениях и невидимых глазу постороннего бурях, что время от времени бушевали на просторах этой квартиры? Старая бабка и красивая девушка, почти невеста, не задумали ли молодые избавиться от надоедливой старухи-надсмотрщицы, характер-то у нее еще тот. Может, планировали выселить из квартиры в дом престарелых? А Революция Олеговна узнала и… А что, пожалуй, отравление ей подходит: жестоко, но по-старомодному изящно. Определенно, имеет смысл покопаться в том мусорном ведре, которое психологи гордо именуют межличностными отношениями.

– То есть, Леля живет с вами?

– Вас это удивляет? Кажется, сейчас это модно, просто жить друг с другом, никак не регистрируя отношения. Гражданский брак – друг молодежи.

– Расскажите про Лелю. – Эгинеев намеренно проигнорировал раздражение, прозвучавшее в ответе Революции Олеговны.

– Про Лелю? – Собеседница усмехнулась. – Думаете, не понимаю, в какую сторону ваши мысли идут? Двое молодых решили избавиться от старухи, которая мешала жить в счастье и согласии, но просчитались, она успела раньше. Пожалуй, в другой ситуации, милый юноша, ваши логические построения имели бы смысл, у меня вполне достало бы духу на убийство – кстати, еще не доказано, убийство ли это – однако вы видите лишь малую часть общей картины. Ладно, охота вам слушать про эту маленькую дурочку, пожалуйста. Расскажу.

– Буду весьма вам благодарен. – Эгинеев чувствовал, как пылают щеки, и опустил глаза: уж лучше рассматривать остроносые, украшенные стразами и шелковыми цветами тапочки Революции Олеговны, чем встречаться с не взглядом. Какой позор!

– Сразу поясняю: имя, фамилию, отчество, дату и место рождения спросите у самой Лели, я к ней в паспорт не заглядывала. Понятия не имею, с какой помойки Роман приволок эту Лелю, но с первого взгляда было видно: девчонка – дура. Совершеннейшая, непроходимая дура. Я еще готова смириться с отсутствием хороших манер, неграмотностью и необразованностью. Представляете, она пребывает в полной уверенности, будто Распутин – это такой сорт водки, а крепостной – тот, кто живет в крепости. – Революция Олеговна гневно фыркнула. – Я, конечно, понимаю, образование – еще не повод, чтобы отворачиваться от человека. Тешила себя надеждой, что у девочки просто не было возможности учиться, и пыталась ей помочь, но милое создание упорно отвергало любую помощь. Учеба – не для нашей Лели, ее интересовали модные тряпки, тусовки, подружки и любовники подружек, при этом лексического запаса не хватало даже на то, чтобы описать новое платье или там, к примеру, сумочку. Вместо слов – мат и сдавленные охи-ахи. У Лели душа состоит из тряпок и сплетен. Я вас еще не утомила?