"Философия войны" в одноименном сборнике

Керсновский Антон Антонович

поводу кандидатуры Гогенцолерна на испанский престол) развивался всю первую половину

июля. Король Вильгельм лечился на водах в Эмсе. Он был настроен миролюбиво, решив

почить на лаврах Датской и Австрийской кампании. Бисмарк, наоборот, видел в войне с

Францией последний этап завершения единства Германии — грандиозной цели, к которой

неуклонно стремилась его политика.

16-го июля Бисмарк, Мольтке и Роон завтракали втроем в Эмсе — когда на имя

Канцлера

вдруг прибыла депеша от французского посла в Берлине. Это был ответ

французского правительства на прусскую ноту — ответ, составленный в очень мягких,

примирительных выражениях. Все трое сразу приуныли. Стало ясно, что при миролюбивом

короле война отныне невозможна и объединение Германии придется отложить, если и не до

греческих календ, то до очень отдаленного времени.

Бисмарк встал. Он принял решение. «Скажите, — обратился он к Роону, — снабжена

ли наша армия всем необходимым?» — «Безусловно снабжена»,— ответил Роон. Канцлер

перевел взгляд на Мольтке: «Ручаетесь ли вы за успешное ведение войны?» — «Ручаюсь», —

ответил Мольтке.

«Тогда, — пишет Бисмарк в своих мемуарах, — я вышел в соседнюю комнату, сел за

стол и переделал весь текст французской депеши, изменив ее тон и содержание, заменив

примирительные выражения резкостями». То есть подделал депешу и в этом виде понес ее

королю. Король Вильгельм, возмущенный «наглостью» Франции, ответил резким отказом на

французские предложения — и Наполеон III объявил ему войну...

Этот классический случай, известный Истории под названием «эмской депеши»,

показывает нам Политика, пусть беспринципного, но гениального. Политика здесь

безусловно владеет Стратегией. Но этот же случай выявляет нам и Стратега, умеющего брать

на себя ответственность, как бы благословляющего Политика на его чреватый огромными

последствиями шаг. Короче, в Эмсе мы видим непревзойденный образец взаимодействия

Политики и Стратегии. Какая огромная разница между «художественной» подделкой эмской

депеши и аляповатыми баснями 1914 года о «восьмидесяти переодетых французских

офицерах, пытавшихся проникнуть через германскую границу» и о «бомбардировании

Нюрнберга французскими летчиками!» Это — как раз разница между Бисмарком и Бетман-

Гольвегом — разница, которой в области Стратегии соответствует разница между Мольтке-

старшим и Мольтке-младшим.

30

Электронное издание

www.rp-net.ru

В 1870 г. в Германии, тогда еще Пруссии, и Политика и Стратегия — на высоте. В

1914 году в той же стране ни Политика, ни Стратегия на высоте не оказались.

***

Бывает однако, что один из этих двух «элементов национального действия» на высоте,

другой нет. Разнобой этот служит признаком расшатанности государственного механизма,

утраты согласованности движений его частей. Он указывает на расстройство организма, где

правая рука утрачивает чувство солидарности с левой.

Особенно разительный пример несоответствия Политики со Стратегией являет нам

Наполеон. Величайший полководец Истории явился в то же время совершенно

несостоятельным политиком. Он пренебрег мудрой традицией Ришелье и королевской

Франции. Упразднением мелких немецких княжеств он способствовал образованию единой

германской нации. Кацбах и Лейпциг были результатами этой близорукой политики. Во

внешней своей политике Наполеон добился соединения против себя всех тех, кого он должен

был бы держать разъединенными. Внутренняя его политика столь же катастрофична. Его

гражданское законодательство, составленное в анархическо-индивидуалистическом духе

утопий Руссо, с сохранением якобинской централизации управления, разрушило семейные

устои Франции. Те сотни тысяч французов, что Наполеон погубил в своих красивых, но в

конечном итоге бесполезных сражениях — ничто в сравнении с миллионами и десятками

миллионов французов, которым он своим законодательством запретил родиться. «Code civil»

погубил французскую рождаемость. Известны слова лорда Кастальри на Венском

конгрессе — «Зачем нам добивать Францию? Предоставим это ее законодательству!»

Упадочный период нашей старой государственности можно вообще резюмировать как

несогласованность Политики и Стратегии.

В 1877 г. наша Политика на высоте (чему способствует личное влияние Царя

Освободителя и патриотизм общества). Она имеет мужество принять «великодержавное»

решение вопреки Европе объявить Турции войну. Зато Стратегия плачевна.

В 1878 г. Стратегия выправилась. Русская Армия у стен Цареграда. Но тут

капитулирует политика.

В 1905 г. — полный разнобой. Политика игнорирует Стратегию. Нельзя было

сознательно идти на риск конфликта с Японией, не позаботившись закончить Сибирский

путь. Нельзя было преследовать грандиозные цели на Дальнем Востоке, опираясь всего на

два или три батальона сибирских стрелков. Нельзя было брать лесные концессии на Ялу, не

позаботившись устройством доков в Порт-Артуре. Нельзя было делать второй шаг, не сделав

31