Философские аспекты суфизма
Шрифт:
Пространство, разделяющее тебя и ближайшего, но чужого
тебе соседа, много больше того пространства, что отделяет от
тебя твоего возлюбленного, который живет за семью морями п
землями.
Ибо для памяти нет расстояний и только в забвении чернеет пропасть, которую бессильны преодолеть твой голос и взгляд.
От океанских берегов к вершине высочайшей горы ведег
тайный путь, и, только пройдя по нему, ты станешь одно с сынами земли.
Так и между твоим
тропа и, только отыскав ее, ты станешь одно с человеком, а, стало быть, с самим собою.
Между твоею правой рукой, дающей, и левой, получающей, лежит огромное пространство. И лишь тогда оно исчезнет, когда
обе они в нераздельности будут для тебя и дающими и полу-
166
чающими, ибо только зная, что тебе нечего давать, нечего получать, можно победить пространство.
Истинно, безбрежно то пространство, что лежит между твоим сновидением и бодрствованием, как и между одним только
деянием и одним только желанием.
Есть еще один путь, которым вам надлежит пройти, прежде
чем вы станете одно с Жизнью. Но говорить о нем я повременю:, вижу, вы уже устали от странствований.
Затем он и девятеро его учеников отправились с этой женщиной на рыночную площадь, где он обратился к народу —друзьям и соседям, отчего радость тронула их веки и вошла в
их сердца.
— Вы взрастаете в снах и в своих сновидениях живете в
полноте жизни,— сказал он им.— Ибо все ваши дни проходят в
благодарении за полученное вами в ночной тишине.
Часто вы думаете и говорите о ночи как о времени отдохновения, хотя по истине ночь—время исканий и обретений.
День наделяет вас силою знания и научает ваши пальцы искусству приятия, но лишь ночь подводит вас к сокровищнице
Жизни.
Солнце научает все живое множить свою тоску по свету. Но-
лишь ночь подъемлет его к звездам.
Воистину, это ночная тишина ткет свадебное покрывало для
цветов в садах и деревьев в лесу, а после устраивает пышный
пир и убирает брачный чертог, и в этом святом безмолвии завтрашний день зачинается во чреве Времени.
То же и с вами — вы так же в исканиях находите пищу и обретаете самих себя. И хотя на рассвете ваше пробуждение изглаживает следы памяти, стол сновидений всегда уставлен яствами и брачный чертог ждет.
Какое-то время он молчал и они тоже молчали, ожидая, чтб
он скажет еще. И он вновь заговорил:
— Вы есть дух, хотя и облечены плотью, и, подобно маслу, горящему во мраке, вы пылающий пламень, хотя и укрытый за
стеклом светильника.
Будь вы одной лишь плотью, тогда бы вотще было мое пред-
стояние вам и мои слова, все равно как если
как днем, так и ночью, и его нельзя удержать или заковать в
оковы, ибо такова воля Вседержителя. Вы — его дыхание, такое
же, как ветер, который не уловить и не запереть в клетку. И
сам я тоже дыхание его дыхания.
С этими словами он оставил их и поспешил воротиться в
Сад.
16Т
Тогда Саркис, тот, что был маловерным, просил его: — Учитель, скажи о безобразном! Ты о нем никогда не говорил.
—-Друг мой,— ответил ему ал-Мустафа, и свист бича слышался в его словах,— может ли назвать тебя негостеприимным
тот, кто пройдет мимо твоего дома, не постучав в дверь?
Сочтет ли тебя за глухого и нелюдима тот, кто заговорит
с тобою на чужом, непонятном тебе языке?
Все, что ты мнишь безобразным,— не есть ли оно то, чего ты
никогда не стремился досягнуть и в чье сердце никогда не желал проникнуть?
Если и есть что безобразное, так только шоры на наших
глазах и воск, запечатывающий нам уши.
Друг мой, безобразен единственно лишь страх души перед
лицом ее собственной памяти.
Однажды днем, когда они сидели в длинной тени серебристых тополей, кто-то сказал:
— Учитель, я боюсь времени. Оно пролетает над нами и отнимает у нас юность. А что дает взамен?
И сказал он в ответ:
— Возьми-ка пригоршню тучной земли. Ты в ней найдешь
семя, а может, и червя. Будь твоя рука безмерно пространна и
бесконечно длительна, семя стало бы чащей, а червь—сонмом
ангелов. И помни: годы, что обращают семена — в чащи и червей— в ангелов, принадлежат вот этому Сейчас, все годы — одному этому Сейчас.
Разве времена года это не ваши мысли, сменяющие одна
другую? Весна — пробуждение в вашей груди, и лето — осозна-
лие собственного плодородия. Не есть ли осень то древнее в вас, что поет колыбельную частице вашего естества, все еще пребывающей во младенчестве? И что есть зима, спрашиваю я вас.
если не сон, наполненный сновидениями о всех иных временах
года?
Потом Маннус, пытливый ученик, огляделся и, увидав цветущие растения, обвившие сикомору, сказал:
— Погляди, Учитель, на этих тунеядцев! Что ты скажешь о
них? Это воры, что денно и нощно крадут свет у крепких детей
•солнца и сосут соки, питающие их ветви и листву.
— Друг мой,— ответил он,— мы все таковы. Мы возделываем землю, чтобы пресуществить ее в биение жизни, но мы не
выше тех, кто берет жизнь прямо от земли, не познав ее.