Флигель-Адъютант
Шрифт:
— Чопик, ты что, малахольный? А ну потуши! — раздался громкий шепот.
— Да чё ты душный такой? Под забором сидим, кто увидит?
— Если это они — то звери лютые! Парни с Саркела трепались — там месиво в номере было. В упор целый квартет вассеровских мокрушников уложили… Так что сигаретку потуши, как бы беды не было!
— А если не они?
— А если не они — то и ладно. Но Фурман сказал — пляма на лице и глаза голубые, точно как у Величества, всё как в маляве от Вассера.
— А второй?
— А
— Пока второго не увидим — брать не будем. Не, Курдюк, я на такое не подписываюсь. Там дети, я на мокрое дело согласный, но детей…
— Про своего Савку подумай. Того, что Вассер обещал, ему хватит и на квартиру, и на свадьбу!
— Эх… — вздохнул Чопик. — Не смогу я — детей.
— Я смогу, — отрезал Курдюк. — Если надо будет для дела. Но в доме их брать не след, да… Разве что завтра ночью.
— А не уедут?
— А куда они уедут? Там молодой с вдовушкой милуется, от такой разве уедешь?
— Эсмонтович да-а-а-а, баба справная…
Я слушал с замиранием сердца. Мы вляпались! Какие-то лиходеи засекли Царёва на рынке и проследили за ним до самого дома! Господи Боже, его действительно никуда нельзя отпускать одного? С другой стороны, смог бы я обнаружить слежку? Феликс — точно смог бы.
— Вон, они уже намиловались. Щас спать лягут, — сказал, видимо, Чопик, потому что раздался звук затяжки и снова запахло табаком. — Никуда они до утра не денутся. Пошли отседова, а на зорьке из лабаза за ними присмотрим. А там и Фурман с Потешным и Божком подтянутся — тогда и сделаем дело.
Лабаза? Я представил себе Хлебный рынок — лабазов там было много, но на наш проулок, насколько я помнил, смотрел только один.
— Ладно, — согласился Курдюк. — Э-э-э, окурки-то забери, совсем за фраеров их держать не след. Откуда тут окуркам взяться, м? А ну как заметят?
— Добре, добре… — проворчал Чопик, а потом послышались шаги по переулку в сторону рынка.
Я сунул револьвер в карман, уцепился за край забора, подтянулся и перемахнул на ту сторону, тут же откатившись в тень.
— Слышишь? — обернулся плотный тип в картузе, судя по голосу — Курдюк. — Шарится кто-то!
— Ой, да Бога ради, пусть шарится… Ты кого-то боишься тут? Мы рынок держим, все нас знают!
Я шел за ними до улицы Угольщиков — это три квартала от рынка. Свернув в грязную подворотню, два бандита остановились у пошарпанной двери, обитой брезентом.
— Фурман, — Чопик ударил носком ботинка по двери. — Открывай, свинина!
— Это хто? — раздался голос.
— Хто-хто? Свои!
— А чего вы не там? — лязгнул замок, из открытой двери вырвался сноп электрического света, и показалась опухшая белобрысая физиономия непонятного возраста.
Курдюк бесцеремонно оттолкнул его внутрь и спросил:
— Потешный
— К обеду обещались… Они ж не знают, что за дело…
— Ну, и пусть пока не знают….
Дверь за ними захлопнулась.
Я встал из-за мусорного бака и зашагал обратно. Если подельники этих упырей и вправду не знали о том, что Царёва срисовали — всё было не так страшно.
Но спать ни мне, ни Ванечке сегодня ночью уже точно не придется.
X ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ
Царёв одевался быстро и ловко, и портупею застегивал сноровисто — но глаза прятал. Анастасия ушла до того, как я вломился в мезонин и нарушил его мирный сон, но он совершенно точно знал о том, что я знал о них.
— Тебя срисовали на рынке. Или мы берем их сейчас, или к ним приходит подкрепление, и они берут нас завтра. И милая Анастасия Порфирьевна, и мальчишки — все они в страшной опасности, — я набивал барабан револьвера патронами.
— Командуй, шеф. Меня уговаривать не нужно, — из него бы получился неплохой военный.
Несмотря на неожиданный подъем среди ночи, душевные терзания и явную неловкость, Иван был собранным, деловым, напряженным, как взведенная пружина, готовая к удару.
Уже через какие-то четверть часа мы стояли в переулке Угольщиков у двери, обитой жестью, и я занес руку для того, чтобы постучать. Думать было некогда:
— Тук-тук... — и через пару секунд снова. — Тук-тук!
— Кто? — голос был знакомый, прокуренный.
Чопик!
— Я от Потешного! — просипел я. — У нас проблемы...
— Какие, к черту...
В голове запоздало мелькнуло: провернуть дело надо бы тихо, иначе — перебудим весь квартал и упустим их подельников! Лязгнул засов, появилось заспанное лицо Чопика.
— А ты кто? — удивился он.
Не мудрствуя лукаво, сунул ему в нос дуло револьвера, дернул дверь на себя и пнул бандита в рыхлый живот.
— Давай! — рявкнул я, отступая в сторону.
Царёв влетел внутрь и как смерч пронесся по небольшой квартирке, сшибая с ног, едва-едва пытающихся прийти в себя душегубов. Да уж, в ближнем бою мне с ним не тягаться... Кроме Курдюка с Чопиком и Фурмана на топчане у холодной печки-буржуйки обнаружился еще один тип — весь в синюшных наколках, неопределенного возраста.
— Так, вяжем их и потрошим, быстро... — мне пришлось пнуть Курдюка, который тянулся к столу, где я заметил неубранные столовые приборы, в том числе — нож. — Лежать, кур-р-р-ва!
— Потрошим? — удивился Царёв.
Он, наверное, вправду подумал, что я буду выпускать им кишки, или что-то вроде того, а потому отступил на шаг в сторону.
— Не надо нас потрошить, — шмыгнул разбитым носом Чопик. И тут же завел привычную шарманку: — Вы вообще кто такие? Вы, может, чё попутали? Вы знаете, куда пришли?