Флинкс на распутье
Шрифт:
— А ты сам любил когда-нибудь? — спросила Тил.
— Несколько раз. И всегда это были женщины старше меня. А последняя… С последней было трудно расстаться.
Она с любопытством посмотрела на него:
— Почему же ты с ней расстался?
— Потому что я еще не готов к супружеской жизни.
Вряд ли он мог сказать правду, да Тил и не поняла бы его.
— На мой взгляд, ты вполне готов к супружеской жизни.
Флинкс залился краской. В этом мире властвует прямота. Всякие словесные выверты принесены
— Причину, по которой я не чувствую себя готовым к семейной жизни, так просто не разглядишь. — Он постучал себя по голове.
Тил нахмурилась, но выспрашивать не стала. Однако ее эмоции свидетельствовали о том, что она хотела бы получить ответ на свой вопрос.
— Ну, не знаю, что там насчет супружеской жизни, но по части выживания ты, по-моему, совсем неплох.
— Спасибо. Вообще-то я того же мнения. А что касается любви… — Он покачал головой. — Не знаю. Разобраться бы сначала в самом себе.
— Чтобы кого-то понять, нужно сначала понять мир.
Он удивленно взглянул на Тил, но выражение ее лица было самое что ни на есть простодушное. Что она имела в виду?
Тил ушла немного вперед, а Флинкс продолжал ломать голову над ее словами.
Ветка, по которой они сейчас шли, подрагивала под тяжестью Саалахана, но она вела в нужном направлении. Чтобы успокоить Флинкса, Тил сказала, что вскоре они перейдут на другой сук, покрепче. Конечно, нечего и мечтать о прямом пути к нужному месту. Пробираться по этим джунглям — что плыть на парусной лодке в море, где ветер меняется по десять раз на дню. С той лишь довольно существенной разницей, что здесь надо не только сворачивать вправо и влево, но и подниматься и опускаться.
— А это громоотвод. — Тил показала Флинксу на массивное дерево справа.
Листья росли прямо из ствола. Немногие уцелевшие ветки выглядели едва живыми. Ствол покрывала кора необычного серебристого оттенка.
— Притягивает молнию, — объяснила Тил. — В бурю лучше не сидеть под ним.
— Постараюсь запомнить.
Двелл и Кисс то и дело убегали в сторону от ветви, скакали среди цветов и лиан, инстинктивно избегая потенциально опасных растений и спокойно повисая на тех, которые не могли причинить им вреда.
— Ты, похоже, очень уверена в своих детях.
— Они уже большие и знают, как себя здесь вести. — Тил перепрыгнула на другую ветку и остановилась, поджидая Флинкса, который, в своей обычной манере, передвигался медленно и осторожно. — Если столкнутся с чем-нибудь незнакомым, то спросят, как быть. И фуркоты всегда рядом.
— Это как раз то, для чего они нужны, да? Присматривать за людьми?
— И друг за другом тоже, а мы присматриваем за ними. Это сотрудничество.
— Человек и фуркот любят друг друга?
Тил задумалась:
— Нет. Это гораздо глубже, почти как если
Он изо всех сил старался не отставать. Тил и ее ребятишки, казалось, точно знали, куда ставить ногу, когда надо сделать маленький шажок, а когда — прыгнуть. Флинкс понемногу тоже приспосабливался, но он, конечно, не сравнился бы с Кисс в проворстве, даже если бы практиковался в древолазании годами.
Он был в неплохой физической форме и все же тяжело дышал, когда сумел догнать их.
В развилке между двумя большими бледно-голубыми ветвями лежал незнакомый взрослый фуркот — едва живой, это было видно с первого взгляда. Его мех не был ярко-зеленым, а имел желтоватый оттенок. Грудь судорожно вздымалась и опадала. Он лежал на боку, напоминая выброшенного на берег кита. На лапах зияли загноившиеся раны.
При появлении людей и фуркотов он попытался произнести слова приветствия. Ничего не вышло, и он, совсем обессилев, уронил голову.
Не зная, что делать, Флинкс посмотрел на спутников. Все остановились, лица были озабоченные, даже Двелл впервые на глазах Флинкса вел себя сдержанно.
Саалахан обнюхал пострадавшего сородича, а Тил наклонилась, погладила массивную голову, нежно почесала между ушами. Из мощной груди вырывался хрип. Все три глаза были полузакрыты.
— Киинраван, — ответила Тил на невысказанный вопрос Флинкса. — Фуркот Джераха.
— А я думал, когда человек умирает, его фуркот умирает тоже.
— Если не сразу, то вскоре, — проворчал Саалахан.
Глядя на ужасные раны, не приходилось сомневаться в его словах.
— Киинраван пытался помочь Джераху, но было уже слишком поздно. — Тил продолжала гладить вздрагивающую голову.
— Разве нельзя сделать носилки? — предложил Флинкс. — Фуркоты несли бы его, а мы бы помогали. Может, удастся донести Киинравана до вашего дома? — Он похлопал по поясной аптечке. — У меня есть кое-какие медикаменты. Не знаю, помогут ли, но можно попытаться.
— Это все ни к чему, — отмахнулась Тил. — Киинраван умрет сегодня днем.
Жизнь прямо на глазах у Флинкса покидала громадное тело фуркота.
— Какая бессмысленная жертва!
— Так устроена жизнь, — философски возразила Тил. — Лес дает жизнь всем нам, и в лес каждому суждено вернуться. Тут не о чем печалиться. Киинраван не заслуживает сожаления.
— Объясни мне вот что. Если бы вначале погиб Киинраван, с Джерахом случилось бы то же самое?
— Конечно.
За этими словами стоит что-то очень важное, подумал Флинкс. Что-то несравненно более глубокое, чем дружба между человеком и животным. Это похоже на самый настоящий симбиоз.