Флорентийка и султан
Шрифт:
Тамаш вздохнул.
– Да, и вправду, задачка не из легких. Но у нас еще есть время подумать. А сейчас давай займемся Трикалисом.
Вскоре у подножия лесистого холма была вырыта могила, куда и опустили тело бывшего казначея Стамбула, который выдавал себя за греческого торговца Аполлониуса Трикалиса.
Фьора почти невидящими глазами наблюдала за тем, как тело Трикалиса, завернутое в парусину, опускалось на дно могилы.
Двое матросов вскоре выбрались наверх и стали засыпать труп землей.
Небольшой могильный холмик заложили
– По христианскому обычаю, конечно, следовало бы пригласить священника, но раз уж его нет, нужно сказать хотя бы несколько слов об усопшем.
Габор хмуро добавил:
– Несколько хороших слов…
– А мы знаем о нем что-нибудь хорошее? – с сомнением промолвил Тамаш.
Габор в раздумии потер подбородок.
– Наверное, он был богатым...
– Кто знает, хорошо это или плохо,– задумчиво промолвил Запольяи.– Впрочем, его богатство, наверное, сослужит кому-нибудь хорошую службу...
Конечно, он имел в виду себя, но окружающие не догадывались о тайном смысле, сокрытом в его словах.
После этого над могилой воцарилось молчание.
Фьоре тоже хотелось сказать несколько слов, но вряд ли кто-нибудь из окружающих понял, о чем она говорит. Поэтому в знак своей признательности к человеку, который помог ей бежать из ненавистного турецкого плена, она опустилась на колени и положила ладонь на могильный холмик.
Тамаш шепнул на ухо Габору:
– Трикалис говорил, будто она его приемная дочь. Габор с сомнением покачал головой.
– Что-то не верится...
– Почему?
– Уж больно красива...
– Что ж в этом плохого?
– Это правда. Ничего дурного в этом нет. Тяжело придется этой бедняжке. Да только, наверное, не хуже, чем в могиле...
– Ну ладно, крест ставить не будем,– сказал Тамаш, подводя таким образом итог прощальной церемонии.
– Почему? – удивился Габор.– Трикалис ведь был греком.
– Хоть и греком, да мусульманином,– ответил Тамаш.
– А не берем ли мы грех на душу, предавая земле по христианскому обычаю тело мусульманина? – засомневался Габор.
– Да ведь в землю зарывают всех одинаково – будь ты мусульманин или христианин,– ответил Тамаш.– А вот крест, и правда, ставить нельзя.
– Ну, ладно,– заключил Габор.– Упокой, Господь, его душу...
– А какого Господа ты имеешь в виду? – спросил один из матросов.
– Бог,– наставительно ответил Габор,– для всех один. Только мы называем его Иисусом Христом, а мусульмане – Магометом.
На этом похороны были закончены, и Тамаш первым зашагал к лодке.
– Габор,– сказал он,– сейчас мы вернемся на баржу, возьмем бочонок для воды. Наверное, девушку нужно захватить с собой. Не оставлять же ее, в конце концов, на пустом корабле.
– Да как же ты ей объяснишь, чего мы хотим?
Тамаш рассмеялся.
– Попробую жестами.
– Свалилось же такое на наши головы,– недовольно пробурчал рулевой.– Не надо было тебе брать этих пассажиров в Белграде. Теперь девчонку
Тамаш нахмурился.
– Да что ты заладил – не надо, не надо? Что сделано, того не воротишь. Добрый католик всегда должен позаботиться о ближнем.
Но Габор не успокаивался.
– Давно ли ты стал католиком? – насмешливо спросил он.– Что-то я не припоминаю за тобой прежде такого почтения к вере. И в церковь-то, наверно, раз в месяц ходишь...
Тамаш сделал вид, будто эти слова Габора его не касаются. Тот еще немного побурчал и успокоился.
Когда они вернулись на судно, Тамаш принялся объяснять Фьоре, что они собираются делать. Он показал рукой в сторону Дуная и внятно сказал:
– Мы едем за водой.
Фьора непонимающе посмотрела на капитана.
– Вода...– еще раз повторил тот, сопровождая свои слова характерным жестом.– У нас нет воды.
Фьора, наконец, догадалась, о чем идет речь. На лице ее выразилось недоумение: ведь вокруг столько воды.
Тогда Тамаш пояснил, показывая пальцем в сторону реки:
– Вода из реки – плохо, нельзя пить. Нужна вода из родника. Понимаешь? Родник...
Фьора снова отрицательно покачала головой. Она догадывалась, что капитан говорит о воде, но какое отношение это имело к ней – не знала.
– Черт возьми...– сквозь зубы процедил Тамаш.– Как же ей втолковать?
Он показал на лодку, потом сделал движения руками подобно тому, как делают это гребцы, и махнул рукой в сторону реки.
– Мы отправляемся туда. Бог мой, как же по-турецки будет вода?.. Разом все вылетело из головы...
Чтобы у девушки не оставалось никаких сомнений в том, что ей нужно делать, Тамаш сначала показал рукой на нее, а потом на лодку.
Только после этого она поняла, что ее просят не оставаться на корабле, а плыть куда-то в лодке по реке. После этого они кивнула и, поддерживаемая за руку одним из матросов, стала спускаться в лодку.
Загрузив туда бочонок для пресной воды, Тамаш скомандовал:
– Отчаливаем.
Состояние, в котором находилась Фьора, трудно описать словами. Поначалу ее охватило отчаяние. Затем оно сменилось слабой надеждой на то, что в Турцию она все-таки не вернется.
Похоже, что этот славянин, капитан баржи, не собирается отправляться назад в Белград. Наверное, нужно покориться судьбе и ждать, надеясь на лучшее. Она еще не знала, что ее ждет в дальнейшем, но хотела верить в свою счастливую звезду.
Ведь уже не один раз она была на волосок от гибели, и все-таки несчастье обходило ее стороной. Гибли ее родные, близкие, люди, которые ее любили и которых любила она, но саму Фьору смерть обходила стороной.
Погрузившись в свои не слишком веселые мысли, она почти не замечала ничего вокруг. Не замечала, как красив Дунай и холмы, его окружающие, как ярко светит солнце, и как красиво поют птицы, как плещется вода под веслами, и как матросы поют песню в ритм движению весел.