Флорентийка и султан
Шрифт:
Гвиччардини стал ерзать в постели.
– Подождите, мессир Дюрасье. Не горячитесь. О предстоящем нападении мне стало известно от этого, мавра, которому удалось бежать из их логова.
Дюрасье посмотрел на Бамако, и тот принялся тыкать себя пальцем в грудь.
– Да-да, я все знаю...
Дюрасье, от которого лицо Бамако наполовину скрыто пологом, снова бегло взглянул на него и отвернулся.
– Он знает их планы,– сказал Гвиччардини.– Ну, говори же, дружок.
Мавр ступил из-за полога на свет, и только сейчас Дюрасье
– Это я, Бамако.
У француза глаза полезли на лоб.
– Что?
Капитан Рэд, Лягушонок и Фьора лежали в это время под кроватью посла-губернатора, слушая разговор. Одноногий пират заткнул девушке рот своей громадной потной ладонью, да еще навалился на нее так, что она не могла даже шевельнуться.
Услышав удивленный вопль капитана Дюрасье, она попыталась вырваться, но все оказалось напрасно. Пират так сдавил ее, что она едва не задохнулась.
Капитан Дюрасье, увидев перед собой Бамако, тут же схватился на шпагу.
– Как сюда попала эта чернокожая собака? Вы что, следили за нами? Говори, мерзавец!
Он выхватил шпагу из ножен и направил ее на мавра.
– Негодяй, я расправлюсь с тобой немедленно, здесь же!
С клинком наперевес он бросился на Бамако, который, подхватив обеими руками юбки, укрылся за изголовьем.
– Прошу вас, ваше превосходительство, защитите меня,– жалобно запищал он.– Он хочет меня убить!
Гвиччардини предостерегающе поднял руку.
– Успокойтесь, капитан.
– Нет! – разгоряченно воскликнул Дюрасье.– Этот предатель умрет сейчас же! Вы знаете, что он принимал участие в бунте на фрегате, а до этого был закован в кандалы за отравление досточтимого командора де Лепельера?
Он снова взмахнул шпагой, и Бамако испуганно присел.
– Ты умрешь!
– Защитите меня! – взмолился мавр.– Умоляю вас именем христианского Бога!..
– Грязный дикарь! – завопил Дюрасье.– Не поминай имя господне всуе!
Губернатору пришлось даже повысить голос, чтобы защитить Бамако:
– Простите меня, мессир Дюрасье, но я гарантировал ему прощение!
Глаза француза сверкали яростью.
– Этот негодяй заслуживает быть повешенным на рее! Ему, как и другим бунтовщикам с «Эксепсьона», может быть гарантирована только петля или гаррота!
Губернатор взмолился:
– Прошу вас, мессир Дюрасье, не горячитесь...
Наконец, капитан успокоился. Тяжело дыша, он опустил шпагу и отступил на шаг назад. Сеньор Гвиччардини тяжело вздохнул.
– Мессир Дюрасье, не забывайте о том, что вы на острове Крит, находящемся под юрисдикцией Венецианской республики. Здесь только я обладаю полномочиями творить правосудие. Если вы хотите повесить этого несчастного, то вам придется выйти в море и там свершить то, что вы считаете законным. Пока он находится здесь, его защищают законы Венецианской республики. А то, что было сделано вчера без моего позволения, вызывает у меня лишь сожаление.
Дюрасье
– Не стоит распространяться об этом, ваше превосходительство.
– Как бы то ни было, мессир,– повторил Гвиччардини, я не разрешаю вам мстить этому несчастному мавру. Он искупил свою вину чистосердечным раскаянием и совершенно не опасен.
Бамако тут же принялся оживленно трясти головой.
– Да-да, послушайте господина губернатора, капитан. Он говорит чистую правду.
– А ты заткнись! Бамако тут же умолк.
Чтобы лучше слышать разговор посла-губернатора и капитана «Эксепсьона», одноногий пират отпустил Фьору и высунулся из-под кровати.
Увидев его, Бамако принялся делать страшные глаза и нервно дергать головой.
Наконец-то Фьора полной грудью вдохнула.
И тут она неожиданно почувствовала, как рука лежавшего рядом с ней юноши осторожно ложится ей на ладонь.
– Ваше превосходительство,– возмущенно продолжал капитан Дюрасье,– во-первых, этот негодяй виновен в том, что пытался отравить досточтимого командора де Лепельера!..
Бамако замахал руками.
– Это неправда! Я любил его как собственную мать.
– Заткнись, я тебе сказал! – рявкнул Дюрасье.– Кроме того, он принимал участие в бунте на корабле... Гвиччардини поморщился.
– Прошу вас, мессир Дюрасье, ведите себя спокойнее. Ведь вы находитесь в моих апартаментах. К тому же вы разговариваете с человеком, который уже получил мое прощение.
– Для него не может быть прощения! – вспыльчиво воскликнул Дюрасье.– По таким, как он, плачет виселица!
Бамако высунулся из-за кровати и ткнул пальцем в капитана Дюрасье.
– Ваше превосходительство, это он виноват в том, что командор де Лепельер умер. Это он отравил его. Точно, я теперь понял... Он хочет все свалить на меня, пользуясь тем, что я обыкновенный матрос.
Гвиччардини оглянулся и кисло посмотрел на мавра, для пущей убедительности кивавшего головой.
– Это просто невероятно...– пробормотал он. Возмущению капитана Дюрасье не было предела.
Глаза его выкатились из орбит, и он потрясенно прошептал:
– Что?..
Он снова схватился за эфес шпаги, однако, мавр гордо выпятил грудь вперед.
– Да-да, это он виноват!
В это время посол-губернатор, прикрывая рот ладонью, принялся беззвучно шевелить губами, пытаясь что-то сказать.
– Что-что, сеньор? – непонимающе переспросил Дюрасье.
Старик-губернатор по-прежнему шевелил губами, не издавая ни единого звука.
– Я не понимаю, ваше превосходительство... Дюрасье наклонился поближе к Гвиччардини. Капитан Рэд, который мгновенно понял, что что-то не так, ткнул стволом пистолета в матрац. – Сеньор Гвиччардини неожиданно дернулся и извиняющимся тоном пробормотал:
– Я хотел сказать, мессир Дюрасье, что эта проклятая подагра заставляет меня испытывать невыносимые мучения. Чума на нее...