Фокус
Шрифт:
— Я… — Запинаюсь и обессиленно капитулирую, вскинув руки. — Хорошо, все понятно: я зря паникую.
— Умница, — подмигивает Андрей. — А теперь перестань засматриваться на мои мягкие диванные подушки своей «плоской попой», — он делает пальцами «кавычки», — и удиви своего лиса парочкой кулинарных шедевров. А я пойду купать совенка.
Глава тридцать третья: Йори
Через пятнадцать минут я перестаю вспоминать, что это — чужая кухня и чужая посуда, и что ящики, из которых достаю все необходимое — тоже чужие. Сосредотачиваюсь на том, что чувствую себя в безопасности, несмотря на то, что через пару стенок прекрасно слышен восторженный визг маленького
Когда они возвращаются из ванной, у меня уже все готово. Когда мужчина и сам любит возиться на кухне, у него не холодильник, а услада для глаз, потому что я нашла все, даже форель и экзотическую говядину. Правда, ограничилась обычным куском свинины, из которого на скорую руку приготовила суп с пшеном и мясо по-министерски, правда, в мультиварке. И даже успела поставить запеканку. Блин, как я все успела за сорок минут?!
Сова идет за Андреем шаг в шаг, только изредка высовывает один глаз, чтобы проверить — а вдруг я исчезла и можно выдохнуть? На ней пушистый детский комбинезон голубого цвета с мордой пингвина на капюшоне и домашние сапожки, в которых малышка немного косолапит. Андрей сменил домашние штаны на темно-синие от спортивного костюма и коричневую футболку с изображением индийского бога Ганеша.
Так, Йори, не смотри на его руки. Это совсем несложно, просто не смотри — и все. Смотри лучше на слона с глазами человека. Кстати, почему у него только половина бивня? Как плохо, что я не сильна в индийской мифологии.
— Золушка, где твоя Фея-крестная? — спрашивает Андрей, с неподдельным удивлением разглядывая накрытый стол.
Мне приятна похвала — и я довольно задираю нос. Правда, тут же наталкиваюсь на малышку, которая начинает хмурится, и отступаю за миг до того, как Андрей протягивает руку, чтобы притронуться к моим пальцам.
— Скажешь спасибо, когда попробуешь, — говорю я.
Соня взбирается на диванчик, скептически осматривает содержимое тарелок.
— Помнишь, о чем мы говорили? — спрашивает Андрей, и в его голосе легко различить характерные строгие нотки. Да уж, когда девочка станет постарше и за ней начнут ухлестывать одноклассники, этот папочка без всяких расшаркиваний будет спускать их с лестницы. — Точно помнишь?
Малышка медленно кивает и берется за ложку.
Было бы наивно считать, что мы ужинаем в непринужденной обстановке. Скорее, мы молчим и иногда обмениваемся мнениями, потому что по телевизору показывают какой-то смешной приключенческий фильм. Обстановка немного разряжается только к десерту, потому что запеканка удалась — и даже Соня не в силах есть ее с хмурым лицом. Скорее, слишком быстро заталкивает все в рот, изредка нарываясь на папины замечания.
— Когда я была маленькая, вкуснее всего было есть ленивые вареники руками, — вспоминаю вслух.
Не чтобы расположить ребенка — просто именно сейчас в памяти всплывают те дни, и мои вкусовые ощущения от того, что политые сливками маленькие кусочки вареного творога с курагой и черносливом приятнее всего было запихивать в рот именно пальцами. Мама ругалась, а отец ждал, пока она отвернется
— Твоя очередь идти в душ, — командует Андрей, когда я поднимаюсь из-за стола, чтобы собрать посуду. — Мы все уберем.
— Я… Ммм… Я не думала, что останусь на ночь и не…
— Можешь взять любую футболку из моего гардероба, — понимает он. — Кроме белой.
Конечно же, во мне просыпаются черти, которые теперь хотят именно эту футболку.
И я без труда нахожу ее — в аккуратной стопке во втором ящике: единственная белая среди черных, серых и синих. Беру и тут же сбегаю в ванну, где до сих пор пахнет детским персиковым шампунем. Не считая него, есть всего пара ярких баночек — и тоже с детскими принадлежностями. Все остальное скудное содержимое полок — мужские принадлежности. Ни намека на хотя бы одну женскую вещь. Душа радуется.
Так что приходится мысленно перекреститься и использовать Сонин гель для душа и ее же шампунь. А когда приходит очередь надевать футболку, становится ясно, почему Андрей просил ее не трогать: поперек груди большими красными буквами написано — «Тот еще самец».
Такую пошлятину наверняка подарили коллеги, потому что нормальный мужчина в здравом уме и крепкой памяти даже не протянет к этому руки.
Из ванной выхожу вся в фруктовом облаке, сама себе напоминая ассорти из фруктовых леденцов.
В квартире тихо и только из-за двери детской раздается негромкий голос. Крадусь на цыпочках, как воришка, прикладываю ухо: мой невозможный мужчина читает сказку. Ту самую, о Храбром Совенке, мою.
Осторожно иду на кухню, где меня ждет чашка с чаем и ломтиком лимона, и записка: «Не жди меня, ложись в постель, иначе я просто не смогу оставить тебя там одну. Возьми телефон».
Даже когда этот мужчина пишет обычные вещи, они все равно звучат во мне каким-то гимном сексуальному желанию. И он очень прав не только в отношение себя: вряд ли во мне еще остались силы держать дистанцию, если он еще хоть раз покажется передо мной со своими татуировками, колючками, хитрой улыбкой и моей любимой родинкой над бровью.
Так что, как послушная девочка, иду в комнату, прикрываю дверь и, не включая свет, забираюсь под одеяло. Это кровать определенно слишком большая, чтобы лежать в ней одной.
Минут двадцать честно пытаюсь уснуть: закрываю глаза, перекалываю подушки так, как люблю, даже укладываюсь вверх ногами, но ничего не получается. Глаза успели привыкнуть к темноте — и теперь я хорошо вижу все, что напоминает об Андрее: и вещи на письменном столе, и какие-то забавные фигурки на полке, и простой темно-синий квадрат парфюма. Потихоньку беру его и воровато делаю несколько «пшиков» на подушку. Возможно, это поможет, хоть я понятия не имею, как пахнет этот мужчина. Но… моему носу определенно приятен тягучий и по-восточному пряный запах кардамона и ветивера. И благородные смоляные аккорды кедра.
Закрываю глаза и, зарывшись лицом в подушку, плашмя падаю на кровать. Андрей прав, я — извращенка.
Мой телефон оживает через пять минут. Андрей не звонит и не присылает голосовое сообщение, он пишет, и это так… странно. Мы в одной квартире, разделенные одной единственной дверью, но мы снова пишем друг другу. Это необычно, но так знакомо, что я мгновенно расслабляюсь, поддаюсь приятному тягучему наслаждению тех дней, когда мы писали друг другу очень взрослые признания и делились бессрочными обещаниями о поцелуях и ласках.