Фомка-разбойник (сборник)
Шрифт:
Никакого признака пристани: на сибирских реках пароход обходится и так. Мы даже не заворачиваем, как полагается, носом к течению: «Жорес» останавливается, как шел, и отдает якорь с кормы.
Над невысоким обрывом возникают лошадиные морды. Над ними – головы в бараньих шапках, лица с азиатскими глазами.
С парохода в синих, красных, коричневых, дикого цвета рубахах неторопливо сходят на берег широкоплечие парни. У каждого на плече – ходуля.
Скрываются за обрывом.
Через десять минут они показываются снова. Идут гуськом, попарно.
Грузчики сбрасывают дрова в машинное и лениво шагают опять на обрыв.
Здесь пароходы не перешли еще на уголь.
В сутки «Жорес» пожирает девяносто кубометров дров. А сколько за лето?
Широкую просеку в тайге прокладывает за лето каждый сибирский пароход.
Проходит час. Всадники легли грудью на шею лошадям, калякают с пароходскими.
На обрыве пестрой гирляндой висят ребятишки.
Татарки устроили на берегу настоящий базар. Продают петухов, масло, яйца, ягоды. Берут нарасхват: на пароходе нет буфета.
«Жорес» дает долгий гудок и один короткий.
Никто не торопится.
Молодежь в трусиках лихо скачет с обрыва в воду, ныряет, плавает.
Пароход стоит еще час. Второй гудок.
Пассажиры с берега подтягиваются на борт. Веселей пошли грузчики:
– Бойся!
Шарахает от них народ, дает дорогу.
Молодайке в овчинном тулупе понадобилось вот: проскочила вперед по сходням.
Высокий грузчик в рубахе дикого цвета двинул, будто невзначай, плечом.
– Бойся!
Куда там – бойся! Молодайка давно уж брык с мостков и плавает по грудь в воде. Тулуп раздулся пузырем, не дает потонуть. Хохот.
Достали баграми.
Третий гудок. Пошли.
Через полчаса молодайка – во всем сухом на баке у развешанного полушубка.
Высокий в дикой рубахе тут же вьется.
– Гражданочка, смени гнев на милость, выстирай рубашечку. Самим недосуг.
– В воду пхать досуг был?
– По случайности…
Не отстает парень. Молодайка ему:
– Да поди привяжи к колесу, к плице-то. До другой остановки так выполощет – и стирать не надо.
– Вот спасибочко, надоумила! На первой же привяжу к плице. Скоро «Жорес» опять подходит к берегу. Стоит недолго.
Вечереет. Речная мягкая тишина, простор, праздность располагают к мечтам.
– Уток тут, видать, будет здорово, – говорит Валентин. – Высадимся – пощелкаем. Нашим Ленинградским за всю жизнь столько не набить.
– Еще бы, – соглашаюсь я. – И потом что-нибудь мне непременно попадется очень интересное. Может быть, какой-нибудь совсем новый вид птиц.
– Для пользы науки, – бормочет Валентин.
Речная мягкая тишина, простор располагают к музыке.
На юте бренчат гусли. Седые бородачи уставились тяжелыми глазами в воду, глядят, как убегает из-под кормы пена – назад, в прошлое. Тянут вполголоса:
ГорностальЗапевают в салоне первого класса.
Запевают на баке.
– «О баядера, я пленен красотой!» – поют в салоне. На юте тянет бородатый хор:
Ты-ы скажи-ка мне, това-арищ, Бес-сшабашна голо-голова…– «Эх, эх, да герой!» – кроют с бака молодые голоса. На юте дотягивают:
И-и пошел, пошел бродя-а-га, У Бе-еспашпортный чело-человек…А уж на баке новую грянули под гармошку:
Уральская стрелковая Дивизия, вперед!И только в салоне под аккомпанемент вконец раздрызганного пианино все тот же сладенький стон о красоте танцовщицы-баядерки.
Громкий рев «Жореса» прерывает музыкальные упражнения пассажиров.
После остановки у высокого грузчика с молодайкой происходит короткий разговор:
– Ладно выстирало?
– Тьфу! На вот, получай в подарок.
И он швыряет на палубу два жалких лоскутка дикого цвета.
– Говорила тебе: стирать не придется.
Проснулись на следующее утро, – «Жорес» топает по Тоболу. Те же берега, но река пошире. На остановках пароход заворачивает уже носом к течению.
Луга по берегам. На высоких куполах стогов сидят орлы. Надменно поглядывают по сторонам.
У нашего окна – кучка оживленных парней в пиджаках. Быстрый, непонятный мне татарский разговор. Но выхлестывают из него знакомые слова:
– …развитие политическое йок…
– …заем индустриализации бар…
– …партейная ячейка бар…
В половине второго вдали показался высокий берег, белый кремль на нем, белая высокая колокольня.
В два подошли к Тобольску.
В «Настольной и дорожной книге» сказано:
«Тобольск расположен на двух террасах правого, нагорного берега р. Иртыша, близ впадения в него р. Тобола.
…Вблизи город не представляет ничего привлекательного, особенно в своей подгорной части: здесь сосредоточивается беднейшая часть населения… Все губернские учреждения находятся на горе, куда ведут два подъема: один – для экипажей, другой – для пешеходов, с лестницей до 906 ступеней.
…В 1708 году Тобольск назначен был губернским городом Сибирской губернии, в которую входила вся Сибирь… С перенесением управления Западной Сибири в Омск было изменено направление главного почтового Сибирского тракта, от которого Тобольск остался в стороне. Это весьма чувствительно отразилось на экономическом состоянии города».