Фомка-разбойник (сборник)
Шрифт:
Пуйко. – Вывески. – Маленький осетр. – Душегубка. – Неведомая золотая птица. – Что такое тундра. – Кулики. – Железный глаз. – Песок-Страданье. – «Зверобой» ушел. – Лярус ауреус.
Удивительно
Здесь утвердился боевой ловецкий отряд.
С десяток изб, склады. И все это – на небольшой площадке, отвоеванной у низкого, но упрямого кустарника.
От каждой избушки в болото, в тундру – долгие мосточки, и в конце их – две-три кабинки: уборные. В крошечном ловецком поселке на Конце Земли общественных уборных больше, чем было их до революции во всех городах России.
В штабе нас приняли радушно. Но в ловецкой столовой не оказалось лишних порций для всех приезжих.
Высокий остроплечий астраханец, начальник промысла, подозвал мальчика лет восьми.
– Сведи-ка товарищей на склад, отбери им маленького осетра.
Я пошел за мальчонком в обширный сарай. Там на нарах грудами лежали саженные, распластанные, золотые от жира осетры. И к потолку рядами были привешены такие же соленые рыбы. Мальчонок выбрал из самых мелких осетров одного пожирней.
– Бери, дяденька. Этот хорош будет.
Острая морда рыбины была взнуздана веревкой. Я потащил подарок за эту веревку, держа на отлете – чтобы не запачкать жиром одежды. Я держал руку с веревкой на высоте своего подбородка, а хвост маленького осетра волочился по земле. Полтораста шагов до штаба достались мне трудно: рука затекла.
Мы недолго оставались в штабе: тут люди стремительно проворачивали свои ловецкие дела, и нам не хотелось путаться у них под ногами. Мы собрались в тундру на охоту.
– Хотите, проедем на остров, – предложил молодой ловец Гриша. – Я нынче выходной, могу показать места. Может, и гусей найдем.
– Замечательно! Едем, мы готовы.
– А где же ваши сетки? Накомарники?
Сеток у нас не оказалось с собой.
– Наплевать. Не загрызут же комары.
– Как сказать? Я-то привычный, а вам советую.
Гриша достал у товарищей накомарник – один на двоих. Другие все были заняты.
Мы отправились.
Комары взяли нас в работу сразу же.
Валентин великодушно предоставил накомарник мне первому. Я натянул марлю на голову, насадил сверху кепку и почувствовал себя как лошадь, которой надели на морду мешок.
Дошли до протоки. Здесь на берегу лежали три узкие лодочки-долбленки. Валентин легко столкнул одну, смело вскочил в нее – и вдруг, как стоял с ружьем через плечо, так и лег в воду – исчез из глаз.
Это произошло так быстро и неожиданно, что на миг я опешил. В следующий миг Валентин уже выскочил из воды и шагнул на берег.
Валентин ругался, пока не обсох.
Вычистили и вытерли его ружье, спустили на воду другую лодчонку – чуть побольше – и осторожно уселись: Валентин с Гришей – в греби, я – на рулевое.
Узкая душегубка шатка и валка, – сиди, не ерзни, – и летит по воде как по воздуху.
Протокой быстро выскочили в широкий, сильный рукав Оби – на самое быстро.
Как ни нагребаюсь остроконечным веслом, стремительно сносит течением, большие волны мягко, но мощно ударяют в борт, грозят перевернуть проклятую посудинку.
«Выкупаться-то не беда, – думаю про себя. – А вот как за ружьем потом нырять на такой стремнине?»
– Кстати, Гриша, не знаете, какая тут глубина?
– Как раз тут недавно мерили: сорок четыре метра.
– Ух ты!
Нырнешь, пожалуй.
Быстро несет на нас плоский зеленый остров. На кромке песчаного берега сидит большая птица. При первом же взгляде на нее забываю глубину и ненадежную лодчонку. Резким движением схватываю ружье, срываю накомарник.
Лодчонка качнулась, но выпрямилась.
Совершенно непонятная птица!
– Гриша, не знаете, что это?
Ловец продолжает грести, но оборачивается.
– Филин вроде.
Филин! Филина я бы за версту узнал: сидит столбиком и уши. Тело-то держит, как чайка!
– Халей, может? – недоумевает ловец. – Цвет только.
– В том-то и дело – цвет!
Халеем зовут здесь сибирскую хохотунью – большую чайку. Молодой халей белый с серым, старый – весь белый. А эта удивительная птица вся желто-бурая, спина совсем темная, и какое-то удивительное золотистое сияние над ней.
Повернулась грудью – грудь такого же цвета, и золотистое сияние еще сильней.
Быстро перебираю в уме другие породы крупных чаек. Клуша? Бургомистр? Громадная морская чайка? Нет, ни к одной не подходит цветом.
Значит, это что-то необычайное, может быть, еще неизвестное даже науке.
Теперь только бы подпустила на выстрел!
Вдруг резкий толчок, лодка накренилась на борт – и стала. Мы все трое чуть не вылетели в воду.
– Сели!
Я вскочил на ноги.
Птица сейчас же разняла длинные крылья и поднялась на воздух.
– Уйдет!
Стрелять было далековато, а бить приходилось наверняка. Ну, «Шольберг», друг, не выдай!
Я вскинул ружье и выстрелил.
Птица качнулась, вздрогнула крыльями, но сейчас же выпрямилась.
Я выстрелил из другого ствола.
Птица перевернулась и упала на воду с распластанными крыльями.
В порыве благодарности я прижал к груди ружье, верного своего «Шольберга».
– Гляди, гляди! – крикнул Валентин и выскочил из лодки вслед за ловцом.
Было на что поглядеть: точно взорванный выстрелами, плоский берег весь поднялся на воздух. Сразу даже не сообразить было, что это вылетели из травы и носились над островом бесчисленные стаи куликов и уток.