Формалин
Шрифт:
У меня отвисла челюсть. Пискнула, не в силах сообразить, что ответить, а мама продолжала:
– Да, я начала бояться тебя, но потом подумала, что это моя вина в том, что происходит с тобой, поэтому мне и исправлять. Я думала, - её лицо опечалилось.
– Я решила, что нам нужно просто все обсудить, и очень обрадовалась, когда ты так с радостью откликнулась, но буквально в тот же день из-за тебя у меня произошел приступ! В мои-то годы! Господи!
– Она хватается за лицо, потирая виски.
– Я еще так молода, а с тобой только
– Ты словно высасываешь из меня жизнь. Что ты такое вообще?
Мое лицо слабнет. Нет, я не чувствую грусть, печаль, обиду. Я ощущаю некое удовлетворение, и это пугает.
– Что она несет?
– Подает голос О’Брайен, о присутствии которого вовсе позабыла. Саманта внимательно всматривается в моё лицо, качая головой:
– Даже сейчас ты не пытаешься оправдаться… Значит, это то, чего ты добивалась?
– Нет, - шепчу, отводя взгляд, но не потому, что стыжусь чего-то.
Мне…
Приоткрываю губы.
Мне все равно.
Мама выпрямляется:
– Я не собираюсь сходить с ума, поэтому ухожу. В этот раз ты правда виновата в этом, - отворачивается. Я хмурю брови:
– В тот раз я тоже была виновата, да?
– Шепчу, но женщина не остановилась, поэтому поднимаю голову, вдруг ощутив себя покинутой, как в прошлый раз.
– Значит, это уже “навсегда”?
Мама не оборачивается, идя к желтому такси. Мое равнодушие резко испаряется, уносясь за холодным ветром, который бешено трепал влажные волосы. Я делаю шаг вперед:
– Т-ты ведь… - Заикаюсь.
– Ты блефуешь!
– Она не реагирует, поэтому делаю еще шаг, крича громче.
– Ты, чертова… Ты, блять, блефуешь! Ты все равно вернешься! Потому что на хрен никому не нужна! Слышишь?!
– Мне становится жарко. Женщина не тормозит, а походка её уверенная, отчего я теряюсь, сжимая ладони в кулаки:
– Ну, и ладно! Проваливай! Ты и в тот раз свалила! Потому что боялась! Ты гребаная сыкунья, а не мать!
– Не контролирую эмоции, позволяя им взять вверх. Мое лицо не корчится, но слезы все равно наполняют глаза.
Почему не сказала ей, что это была не я? Мне страшно, ведь не хочу оказаться в психушке. Страшно, что мать не поверит, лишь сильнее разозлится на меня, хотя куда уж хуже. Страшно, что ее слова могут оказаться правдой. Да, я сомневаюсь, что все это делала не я. Что, если на самом деле схожу с ума? Что, если проблема во мне?
Но ведь мне было охота начать все сначала. Столько слов не сказано. Никогда не будет сказано. От этого в глотку впиваются когти, царапая стенки. Мне хочется кричать, броситься на мать, хорошенько врезав по лицу, хочется вынести на нее всю злость, но вместо этого жалко плачу. Плачу, как плакала все это время. Пряталась в кладовке или в саду, лишь бы бабушка не видела.
Я не сильная, не была сильной и не буду.
Девочка касается ладошкой оконного стекла, сгибая коленки, и провожает взглядом машину,
Я поднимаю ладонь, вытягивая пальцы.
Опять смотрю ей в спину.
Женщина садится в такси. Я с надеждой жду, что она взглянет на меня, как в прошлый раз, но мать громко закрывает дверцу, пристегиваясь, обменивается с водителем приветствием.
Тут начинаю реально оценивать ситуацию, словно до этого находилась в каком-то трансе. Часто моргаю, делая шаги:
– М-мам?
Водитель заводит мотор. Я встревожено смотрю на мать, которая поднимает стекло:
– Мам, ты, - нервно улыбаюсь.
– Что за чертовы шуточки?
– Шепчу.
– Мам!
– Кэй-лин, - девушка была на редкость в хорошем настроение, ведь сдала все экзамены. Девочка ела оладьи, взглянув на мать, что опустилась на корточки возле нее, слабо, но искренне улыбаясь:
– Что ты хочешь на ужин? Сегодня я угощаю, - приглаживает непослушные волосы дочери. Та хлопает большими глазами:
– Мама будет с нами есть?
– Ага, - улыбается шире.
Девочка с восхищением разинула рот, из-за чего оладушек выпал на стол.
– О-у, - тянет Дилан, почесав затылок.
Машина тронулась с места. Мои руки начали трястись от злости. Собираю последние силы, чтобы она уж точно услышала меня, и кричу, рвя глотку:
– Не быть тебе счастливой!
– Выпрямляюсь, тяжело дыша, и провожая взглядом автомобиль, что вскоре скрылся за поворотом.
Она оставила меня. Оставила, как ненужную вещь, как нечто, что можно с легкостью выбросить в мусорное ведро. Я - человек. Живой, мать его, человек. Я - ее дочь. Та, которую она вынашивала и рожала. Та, что ждала, даже несмотря на то, что бабушка напрямую твердила о том, что ее возвращение невозможно.
Мне было все равно. Я ждала, как ждал бы любой ребенок.
Но стоило ли это того, если она так просто оставила меня вновь?
Продолжаю стоять на месте, словно мои ноги приросли к земле. Смотрю в сторону дороги, чувствуя, как сердце постепенно ускоряет свой ритм. Дыхание пока не сбито, но мне тяжело вдохнуть полной грудью, из-за чего перед глазами все мутнеет.
Мой разум просто отказывается принимать то, что только что произошло. Словно это дежавю.
Но мне не больно, ведь этого стоило ожидать, ведь так? Мне не больно, даже намека на подобное чувство нет. Совсем…
Но тогда почему внутри все так разъедается, будто мне в желудок залили кислоту?
***
– Я удивлен, - Дилан сунул руки в карманы.
– Ты даже слезу не пустила. Неужто становишься более эмоционально устойчивой?
Шмыганье. Парень чуть не подавился собственной слюной, когда девушка вдруг заревела, да так громко, что невольно ему захотелось прикрыть уши. О’Брайен, кажется, вновь сбит с толку, ведь совершенно не был готов к такому. Кэйлин трет глаза, подобно ребенку, сгибаясь, и продолжает реветь, повышая голос.