Формирование философии марксизма
Шрифт:
Уже перед отъездом из Германии Энгельс в статье «Централизация и свобода», написанной в сентябре 1842 г., высказывает приближающиеся к социализму воззрения. Он, в частности, подчеркивает, что всемирная история сделала английских рабочих «носителями и представителями нового правового принципа» (1, 41; 323). Этот принцип – развитие противостоящей существующему государству свободы личности – «требует для своего осуществления иных форм, чем государство» (там же, 326). Переезд в Англию становится поворотным пунктом в идейном и политическом развитии Энгельса. Здесь Энгельс впервые непосредственно сталкивается с пролетариатом, порожденным промышленной революцией и развитием крупной капиталистической промышленности. Энгельс сближается с чартистами, начинает изучать экономическое положение Англии, английскую политическую экономию и социалистическое учение Р. Оуэна. «Социалистом, – говорит В.И. Ленин, – Энгельс сделался только в Англии. В Манчестере он вступил в связь с деятелями тогдашнего английского рабочего движения и стал писать в английских
91
Некоторые исследователи утверждают, что Энгельс перешел к коммунизму уже в Германии, под влиянием М. Гесса, с которым он познакомился перед отъездом в Англию. Такова точка зрения М. Адлера, высказанная в работе «Энгельс как мыслитель» (М., 1924). Это же мнение разделяет М. Рюбель (см. 107; 111). Главным основанием для этого вывода служит обычно письмо Гесса Б. Ауэрбаху от 19 июня 1843 г., в котором говорится: «В прошлом году, когда я собирался ехать в Париж, он (Энгельс. – Т.О.) (ныне пребывающий в Англии и пишущий о ней большое сочинение) прибыл из Берлина в Кёльн; мы говорили о современных вопросах, и он, уже год как революционер, расстался со мной ревностнейшим коммунистом. Так я произвожу опустошения» (122; 99). М. Гесс, несомненно, оказал влияние на Энгельса, однако лишь статьи Энгельса из Англии свидетельствуют о его действительном переходе к коммунизму.
Англия 40-х годов XIX в. – классическая страна капитализма, где свойственные ему антагонистические противоречия отчетливо выступали на поверхности. Капиталистическое общество, в котором на место феодальных сословий, все еще игравших значительную роль в отсталой Германии, пришли буржуазия и пролетариат, развивалось на новой, ему лишь присущей экономической основе. Уже в 1825 г. в Англии разразился первый экономический кризис. Мелкобуржуазные идеологи, вскрывая «непостижимые» последствия капиталистического развития, призывали вернуться к доброму старому времени. К этому же призывали и консерваторы. Буржуазные экономисты, напротив, пытались доказать, что кризисы перепроизводства исчезнут в ближайшем будущем. Некоторые из них, впрочем, считали, что нищета трудящихся – неизбежное зло, обеспечивающее богатство и могущество нации.
В то время как в Германии не существовало организованного рабочего движения и пролетариат еще недостаточно выделился из массы ремесленников, английские рабочие имели уже свою, чартистскую, партию. «…Англия, – писал В.И. Ленин, – дала миру первое широкое, действительно массовое, политически оформленное, пролетарски-революционное движение, чартизм…» (5, 38; 305). Обо всем этом Энгельс, находясь в Германии, не имел достаточного представления. И, приехав в Англию, он, разумеется, не сразу приходит к правильному пониманию капиталистического развития и его социальных последствий.
В первой статье, присланной из Англии в «Рейнскую газету», Энгельс говорит о слабости «фундамента, на котором держится все искусственное здание социального и политического благополучия Англии…» (1, 1; 496). Что же подтачивает основы английского общества? Все дело в том, указывает Энгельс, что в Англии «не знают никакой борьбы принципов, знают только конфликты материальных интересов» (там же, 499). Но если материальные интересы оттесняют на задний план идеальные мотивы, не следует ли отсюда, что идеальное отнюдь не является определяющей силой? Энгельс далек от такого вывода; он просто полагает, что здесь проявляется традиционный английский практицизм, который не замечает за внешней стороной явлений их внутренней сущности. «Закоснелому британцу никак не втолковать того, что само собой понятно в Германии, а именно – что так называемые материальные интересы никогда не могут выступить в истории в качестве самостоятельных, руководящих целей, но что они всегда, сознательно или бессознательно, служат принципу, направляющему нити исторического прогресса» (там же).
Нельзя не отметить, что Энгельс, как и Маркс в своих статьях этого времени, не просто излагает идеалистические воззрения; он выступает против господства частнособственнических интересов в обществе, осуждая правящие классы Англии, своекорыстие которых выявляет их неспособность быть подлинными руководителями государства. На примере хлебных законов и борьбы вокруг них Энгельс показывает, что аристократии и буржуазии нет никакого дела до интересов нации. Аристократия отстаивает хлебные законы, чтобы продавать зерно втридорога; буржуазия борется против них, сознавая, что снижение цен на хлеб позволит ей уменьшить заработную плату рабочим. Лишь рабочие свободны от уродующего человека своекорыстия и стремятся к осуществлению справедливости, а не каких-либо частных целей. Английские пролетарии борются против аристократии и буржуазии, за всеобщее избирательное право, осуществление которого, как полагает Энгельс, лишит эти классы политического господства. «Таким образом, в Англии наблюдается тот замечательный факт, что чем ниже стоит класс в обществе, чем он „необразованнее“ в обычном смысле слова, тем он прогрессивнее, тем бoльшую будущность он имеет. В общем такое положение характерно для всякой революционной эпохи…» (1, 1; 513) [92] .
92
В
Энгельс говорит о духовной бедности буржуазии. Политическая экономия, которая была предметом гордости англичан, выродилась в бредовую мальтусовскую теорию народонаселения. Ни один «респектабельный» англичанин не читает Руссо, Вольтера, Гольбаха, Байрона, Шелли. Зато их читают рабочие. «На первых порах не надивишься, слушая, как самые простые рабочие с полным пониманием выступают в холле для лекций на политические, религиозные и социальные темы; но когда ознакомишься с замечательными популярными брошюрами, когда послушаешь социалистических лекторов, вроде Уотса в Манчестере, то перестаешь удивляться. Рабочие имеют теперь в хороших дешевых изданиях переводы произведений французской философии прошлого столетия, главным образом „Общественный договор“ Руссо, „Систему природы“ и разные сочинения Вольтера, кроме того, в брошюрах за один или два пфеннига и в газетах они находят изложение коммунистических принципов; точно так же в руках рабочих имеются дешевые издания сочинений Томаса Пэйна и Шелли» (1, 1; 520).
Пролетарии начинают осознавать свою силу, указывает Энгельс. Правда, они еще не понимают необходимости революции: вместе с чартистами они хотят добиться хартии лишь легальными средствами. Но революция по самой своей природе не может быть легальной, так как она ниспровергает существующие законы. Английские рабочие испытывают традиционное в Англии почтение к законам, но быстро прогрессирующая нищета рассеет это чувство, и тогда революция станет неизбежной.
Необходимость революции, по убеждению Энгельса, вытекает из того, что в Англии господствуют частные интересы, или, что то же самое, интересы имущего, привилегированного меньшинства. Растущее нравственное сознание народа вступает в непримиримый конфликт с этим основным проявлением социальной несправедливости. Это – конфликт между духовным и материальным, новым и старым, прогрессивным и реакционным.
Господство материальных интересов является, по мнению Энгельса (об этом же писал Маркс в «Рейнской газете»), главным признаком феодализма. Следовательно, капиталистическая Англия является вместе с тем феодальным государством, и притом в несравненно большей степени, чем какая-либо другая, менее развитая страна. «Есть ли еще хоть одна страна в мире, где феодализм в такой же мере сохраняет свою несокрушенную силу и где он остается нетронутым не только фактически, но и в общественном мнении?» (1, 1; 499). Английское государство, заявляет Энгельс, «отстало на несколько столетий от континента», оно «по уши увязло в средневековье».
Эта парадоксальная оценка положения Англии, наиболее развитой капиталистической страны того времени, вытекает из представления о том, что идеи, принципы играют определяющую роль в жизни общества, а частные, или материальные, интересы раскалывают общество и поэтому не могут иметь определяющего значения. Это воззрение несет на себе печать влияния просветителей XVIII в., которые критиковали феодальное общество, в частности, за то, что в нем каждое сословие, корпорация, группа отстаивают свои особые интересы, не думая об интересах общества. Просветители полагали, что уничтожение феодализма приведет к таким общественным порядкам, при которых господствующей силой станет всеобщее благо. Энгельсу, однако, чужды эти иллюзии буржуазного просвещения. Перед ним сложившееся буржуазное общество, в котором нет уже ни феодальных сословий, ни других основных черт феодализма. Но в этом буржуазном обществе свобода оказывается формальной, а парламент ни в малейшей мере не выражает действительной воли народа [93] . Вот почему Энгельс относит буржуазную демократию и буржуазный парламент, в которых, как он отмечает, продолжают господствовать частные интересы, к феодальным учреждениям.
93
«В чем другом заключается прославленная английская свобода, как не в чисто формальном праве делать и поступать как заблагорассудится в рамках, установленных законом?.. Разве палата общин не представляет собой чуждую народу корпорацию, избранную с помощью сплошного подкупа? Разве парламент не попирает беспрестанно ногами волю народа? Имеет ли общественное мнение в общих вопросах хотя бы малейшее влияние на правительство?.. Может ли такое положение вещей удержаться надолго?» (1, 1; 499).
Энгельс, подобно другим социалистам того времени, разграничивает политическую и социальную революции. Политические революции сменяют одну власть (или форму правления) другою. Перед социальной же революцией стоит задача в корне изменить условия человеческой жизни, покончить с нищетой масс. «Эта революция неизбежна для Англии, но как во всем, что происходит в Англии, эта революция будет начата и проведена ради интересов, а не ради принципов; лишь из интересов могут развиться принципы, т.е. революция будет не политической, а социальной» (1, 1; 503).