Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Шрифт:
— Влезу! — не выдержала баронесса. В зале поднялся невообразимый шум. Испуганный Томас попятился к выходу.
— Неслыханно! Я протестую! — срывающимся голосом кричал Рамкопф.
Судья зазвонил в колокольчик:
— Протест принимается. Вы свободны, баронесса.
— Я протестую! — не уступал Мюнхгаузен. — До тех пор, пока не установлена личность свидетельницы, вы не должны называть ее баронессой…
— Успокойтесь, подсудимый! — Судья поднялся с места. — Лишаю вас слова!..
Томас
— Фрау Марта! Фрау Марта! У нас беда! Барон воскрес! В окне аптеки появилось испуганное лицо Марты…
Зал суда взревел с удвоенной силой.
— Господин барон, вы узнаете подсудимого? — громко вопрошал Рамкопф.
Феофил с презрением взглянул на Мюнхгаузена.
— Нет!
— Можете ли вы хоть отдаленно признать в нем своего покойного родителя?
— Никогда!
— Достаточно, — тотчас прервал его Рамкопф. — Я прошу суд избавить ранимую душу юноши от дальнейших расспросов.
— Почему же? — Мюнхгаузен поднялся с места. — Я бы тоже хотел кое о чем спросить.
— Подсудимый, — вмешался судья, — если вы еще раз собираетесь поставить под сомнение личность свидетеля…
— Нет-нет, — покачал головой Мюнхгаузен, — к сожалению, это действительно мой сын.
— Протестую! — немедленно воскликнул Рамкопф.
— Извините — сын барона!.. — поправился Мюнхгаузен. — Хотя это звучит так же парадоксально. Но, очевидно, в этом есть какое-то непонятное свойство природы: вино переходит в уксус, Мюнхгаузен — в Феофила.
— Ненавижу! — закричал Феофил. — Дуэль! Немедленно! Стреляться!
— Прекратить! — Судья зазвонил в колокольчик. — Свидетель, вы свободны!
К Феофилу быстро подошла баронесса и демонстративно прижала его к груди, как нежная мать.
Зал дружно отреагировал на материнскую любовь.
— Прошу господина бургомистра! — объявил Рамкопф.
Бургомистр беспокойно огляделся по сторонам. Поднялся с кислой улыбкой:
— Извините, я бы хотел уклониться от этой неприятной обязанности.
— Это невозможно, — сказал судья. — Вы были другом покойного барона, ваши показания необходимы.
— Господин судья, — взмолился бургомистр, — я старый человек. У меня слабые глаза и совершенно ненадежная память. Я могу ошибиться…
Судья поднялся со своего места:
— Но вы узнаете в подсудимом барона или нет?
— Не знаю, — огорчился бургомистр. — Честное слово… Иногда мне кажется, что это он, иногда — нет… Полностью доверяю суду. Как решите, так и будет!
Зал тревожно загудел.
— Какой позор! — воскликнула баронесса. — И это — наш бургомистр!
— Извините, баронесса, — развел руками бургомистр. — Извините, подсудимый… Я на службе. Если
— Садитесь, свидетель, — сказал судья. — Господин обвинитель, у вас все?
— По-моему, достаточно.
— Подсудимый, — обратился судья к Мюнхгаузену, — нет ли у вас свидетелей в вашу защиту?
Мюнхгаузен оглядел суд и печально пожал плечами.
— Есть! — раздался чей-то уверенный голос.
Все присутствующие в зале обернулись. Марта стояла в дверях.
— Есть, — спокойно повторила она. Мюнхгаузен рванулся к ней:
— Марта?!
Конвойный тотчас схватили его за руки. Зал отчаянно зашумел.
— Прошу отложить судебное разбирательство, — закричал Рамкопф. — Мне плохо…
— Врача! — крикнула баронесса.
— Судебное заседание переносится на завтра, — громко объявил судья.
Люди повскакивали со своих мест. Одни устремились к выходу, другие к судьям.
Гвардейцы оттеснили Мюнхгаузена за дверь, расположенную сзади скамьи подсудимых.
Замелькали лица любопытных. Марта быстро ринулась прочь по коридору. Ее окружил водоворот вопросов, вздохов, воплей и причитаний. Она ускорила шаг. Вылетев из здания суда, Марта бросилась к карете, Томас помог ей, открыл дверцу и тотчас отлетел в сторону, получив сильную оплеуху.
Карета рванулась с места.
Баронесса откинула вуаль. Она сидела напротив Марты:
— Вы хотите участвовать в этом процессе?
— Я хочу сказать правду, — ответила Марта.
Сидящий рядом с кучером Рамкопф указал ему направление, затем проворно полез на крышу кареты. Свесился вниз, заглянув в окно экипажа. Постучал по стеклу:
— Имейте в виду, если он раскается, мы добьемся помилования. Иначе как минимум десять лет тюрьмы. — Он показал на пальцах. — Десять!..
— Успокойся, Генрих, — сказала баронесса и задвинула занавеску на окне кареты. — Если человек хочет сказать правду, он имеет на это право. — Она внимательно посмотрела на Марту с едва заметной улыбкой. — Мне бы только хотелось знать, какую правду вы имеете в виду.
Марта выдержала ее взгляд:
— Правда одна.
— Правды вообще не бывает, — снова улыбнулась баронесса. — Правда — это то, что в данный момент считается правдой… Вы скажете суду, что он — Мюнхгаузен. Но разве это так? Этот сытый торговец, этот тихий семьянин — Мюнхгаузен? Побойтесь Бога! Нет, я не осуждаю вас, фрау Марта, наоборот, восхищаюсь. За три года вам удалось сделать из моего мужа то, что мне не удалось и за двадцать. Но теперь, когда мы совместными усилиями добились успеха, зачем начинать все сначала?