Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Шрифт:
— Браво, магистр! — радостно произнес Маргадон. — Теперь я узнаю вас!
Калиостро выглянул в окно: от синеющего вдалеке леса через огромное поле медленно двигалась карета в сопровождении четырех вооруженных всадников.
Калиостро переглянулся с Маргадоном и тихо позвал:
— Жакоб!
Жакоб вздрогнул, поднял голову:
— Я здесь, сэр!
…Он лежал на сеновале, обнявшись с Фимкой. Фимка тоже вскочила, стала поспешно застегивать блузку…
— Мне пора, леди! — сурово произнес Жакоб.
— Но, синьор, но! — запричитала Фимка по-итальянски. — Аморе… — сверкнула глазами,
— Я вернусь! — тихо произнес Жакоб. — Вернусь… принцем.
— А сейчас ты кто? — заголосила Фимка. — Ты и есть принц, Жакобушка!
На глазах Жакоба навернулись слезы, но неведомая сила рванула его и вынесла прочь…
Во дворе Степан держал под уздцы лошадей, запряженных в карету. В карете сидели Лоренца и Маргадон. Жакоб прыгнул на козлы, свистнул. Карета объехала дом, остановившись с тыльной стороны, напротив окна спальни Калиостро.
К Степану подбежал негодующий Федяшев:
— Куда они? Зачем? Почему карету починил, бездельник?
— Бес попутал, — сокрушенно вздохнул Степан. — Прости, барин. Уж так старался, так старался… А вечор с кумом посидел, выпил и… спьяну за час все собрал… «Хомо сум, эвон сум» — «Ничто человеческое нам не чуждо»!
В этот момент во двор усадьбы въехала карета и четверо вооруженных всадников. Из кареты выпрыгнул офицер, направился к Федяшеву:
— Где господин Калиостро, господа? Имею предписание на его арест…
Калиостро распахнул окно, легко перепрыгнул через подоконник.
Маргадон услужливо распахнул дверь кареты. Через секунду они уже ехали усадебным парком.
Калиостро угрюмо смотрел через стекло. Все напряженно молчали.
— Стоп! — вдруг тихо произнес Калиостро.
Карета резко остановилась. Калиостро вышел, сопровождаемый недоуменными взглядами попутчиков, быстро прошел по садовой дорожке и остановился у мраморного постамента, на котором когда-то стояла злосчастная скульптура. Сама скульптура лежала здесь же, неподалеку, привалившись затылком к пеньку… Калиостро в задумчивости подошел к ней, тронул рукой. Сзади зашевелились кусты. Калиостро резко обернулся и увидел маленькую русоволосую девочку.
— Дедушка Калиостро, — тихо сказала она, — а вы правда мою бабушку оживлять будете?
— Ты кто? — спросил Калиостро.
— Прасковья Тулупова…
Калиостро вздрогнул, потом вдруг широко и весело улыбнулся, поднял девочку на руки.
— Магистр! — не выдержал Маргадон, выглянув из кареты. — Магистр!..
Калиостро даже не повернул головы в его сторону.
Из кустов появился запыхавшийся художник Загосин.
— Ваше сиятельство, — пробормотал он, явно стесняясь, — будучи местным жителем и имея пристрастие к живописи, покорнейше бы просил оказать честь и позволить написать ваш портрет… Ежели бы у вас выдалось время. Разумеется, не сейчас…
— Отчего ж не сейчас? — пожал плечами Калиостро.
— Благодарю! Сердечно благодарю! — разволновался Загосин, не веря в такую удачу. Он стал поспешно устанавливать мольберт,
Калиостро водрузил девочку на пьедестал, сам присел рядом.
Маргадон печально посмотрел на хозяина, закрыл дверь кареты. Карета тронулась и поехала прочь по дороге…
Со стороны усадьбы появилась толпа людей, сопровождаемая офицером и солдатами. Увидев Калиостро и художника, толпа нерешительно остановилась. Офицер подошел к Калиостро, отдал честь, что-то тихо сказал ему. Калиостро умиротворенно кивнул, что-то тихо ответил, сделал знак офицеру, приглашая присесть рядом. Офицер, подумав, согласился.
Постепенно все жители усадьбы, включая Федяшева, Марию, тетушку, Степана и Фимку, обступили Калиостро и пьедестал, на котором улыбалась крохотная Прасковья Тулупова.
Счастливый художник вдохновенно наносил их лица на холст.
Неторопливый доктор, стоявший чуть поодаль, вдруг повернулся неизвестно к кому и произнес:
— В тысяча семьсот девяносто первом году Джузеппе Калиостро вернулся на родину в Рим, где неожиданно сдался в руки правосудия. Суд приговорил его к пожизненному заключению. Лоренца навещала его. Незадолго до его смерти она передала ему рисунок неизвестного художника, присланный из России. Кто был изображен на сем рисунке и что означали эти люди в судьбе великого магистра, историкам так и не удалось установить.
Сообщив эту информацию, доктор поспешил к сгрудившимся землякам и занял, как и положено, одно из центральных мест.
Лица людей обрели графическую четкость, затем растаяли ненужные детали, придавая полотну условность старинного рисунка, по которому медленно поплыли титры…
Дом, который построил Свифт
Идет съемка фильма, и этого не скрывают. Шум голосов, отдельные команды, звуки настраиваемых инструментов. Рука художника рисует на полотне шутливый портрет человека в старинном парике.
— Кто это? — спросил чей-то женский голос.
— Свифт!
— Свифт? — растерянно засмеялись. — Не похож!
— Похож! — категорически заявил режиссер. — Нам не нужно портретного сходства. У нас не биографический фильм. Музыка!
Вступила музыкальная увертюра. Сквозь портрет стала видна старинная карета, в которой сидел человек в дорожном камзоле, шляпе…
— Поехал, доктор!
Карета тронулась. Доктор занялся завтраком: почистил крутое яйцо, съел.
— Едет! — комментирует режиссер. — Оглядывается по сторонам. Колокол!!
Печально зазвонил колокол.
— Дублин! — скомандовал режиссер…
Возникла дублинская площадь перед собором Святого Патрика. Звук колокола усилился. Несколько горожан остановились перед собором, опустили головы, мужчины сняли шляпы.
Доктор Симпсон (так звали человека в дорожном камзоле) выглянул из кареты, недоуменно осмотрел печально стоявших людей.
— Эй, господа, скажите, что случилось? — спросил он, обращаясь ко всем сразу. — По ком вдруг колокол печально зазвонил? Кто умер?