Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино)
Шрифт:
— Лжете! И быть вам за это рыбой… Мерзкой скользкой рыбой на самом дне моря, в вечной темноте!
— Он не виноват, — засмеялась Лоренца. — Я научилась считывать мысли. Мы все понемногу овладеваем вашим искусством, Джузеппе… Однако еще одна мысль терзает мозг нашего Маргадоши: а на кой черт нам это надо?! Когда материализуешься в столице для какого-нибудь князя или маркиза, это можно понять… Но здесь, в провинции? Ни денег, ни славы!.. Неужели только для того, чтобы позабавить вашу русскую мадемуазель?
— Ты так думал?! — свирепо спросил Калиостро
— О нет! Магистр!.. Быть мне рыбой!.. — захрипел тот, но вдруг, вырвавшись и отбежав в сторону, крикнул: — Да! Чем бы это мне ни грозило: да! Это моя мысль!
— Так! — вздохнул Калиостро и обернулся к Жакобу. — И ваша тоже, Жакоб?
— Сэр, — невозмутимо ответил тот, — вы знаете: мои мысли всегда далеко-далеко… в будущем. Но, сказать откровенно, если в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? — я не буду знать, что ответить…
— Так! — снова повторил Калиостро, и в его голосе послышались металлические ноты. — Значит — бунт?! Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на некрепкие умы, но я не полагал, что это касается близких мне людей… Ничтожества! Вы требуете отчета от меня, дарующего богатство и вечную жизнь? Жалкие комедианты! Я бы мог вас испепелить, превратить в прах! Тайным заклинанием я бы мог обратить вас в насекомых и поместить в прозрачную склянку, дабы видеть, как вы там прыгаете и бьетесь о стенки… Но я не стану тратить на вас магическую энергию! Вы сего недостойны! Я поступлю с вами проще: сдам в участок. Вас станут судить за кражу серебряных ложек и неоплаченные счета в трактире! А потом публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег!
— Весь? — ужаснулся Маргадон.
— Весь! — ответил Калиостро. — Он повернулся к слугам спиной, давая понять, что разговор окончен.
Маргадон и Жакоб переглянулись и растворились в темноте.
Калиостро сел рядом с Лоренцей в бричку, тронул вожжи. Лошадка медленно пошла по дороге, освещенной белым светом луны. Лоренца глянула на магистра, ее взгляд потеплел, она склонила ему голову на плечо…
— Ты опять колдуешь любовь, Джузеппе? — тихо спросила Лоренца.
Калиостро молча кивнул.
— Ну и как?
— Поначалу все шло по плану. Мы виделись, она согласилась поехать со мной. А теперь…
— Что теперь? Неужели соперник?
— Соперник? — Калиостро засмеялся. — Желторотый птенец! Слюнявый мечтатель…
— Ого! Ты уже ревнуешь? Бедный Джузеппе, — засмеялась Лоренца.
Калиостро резко остановил бричку.
— Не смей меня жалеть! В этот раз все получится! Я уверен! Не может быть, чтоб человек, открывший философский камень, постигший тайну перехода энергий, не смог бы понять столь нехитрую механику. Сие несправедливо! Тогда нарушаются все законы материи!
— Не кричи, я рядом, — улыбнулась Лоренца.
— Я не для тебя кричу! — вновь крикнул Калиостро и поднял лицо к звездному небо. — И Тот, Кому я кричу сейчас, слышит меня! Несправедливо! Зачем было открывать тайны сложного, если
— Бедный Джузеппе! — Лоренца погладила его по волосам. — Ты устал… Ты слишком долго живешь.
— Помоги мне, Лоренца! — страстно заговорил Калиостро. — Я на пороге величайшего открытия. Все лучшие умы мира вычерчивали формулу любви, и никому она не давалась. И только мне, кажется, суждено ее постичь… — Он достал бумагу, испещренную какими-то знаками и цифрами. — Смотри! Здесь все учтено… Знакомство… Тайное влечение… Ревность… Отчаяние… Все это подлежит моделированию. И если в конце вспыхнет огонь чувств, то значит, не Бог его зажег, а человек. И стало быть, мы равны…
— Вот ты с кем соревнуешься, — покачала головой Лоренца.
— Да! — торжественно произнес Калиостро. — Другие соперники мне неинтересны…
Лоренца взяла бумагу, с любопытством оглядела ее:
— А где же тут я?
— Ты X! Ты воздействуешь на соперника своими чарами, и тогда он отпадет… из числителя в знаменатель…
— Хорошо! Сделаю все что захочешь, — засмеялась Лоренца. — Воздействую, убью, лишь бы ты не страдал, Джузеппе. Однако хватит сверять расчеты… смотри, как здесь красиво! Луна, поле… Словно у нас в Сицилии, помнишь?…
— Да, — кивнул Калиостро. — Только не хватает моря…
— Верно, — согласилась Лоренца. — Море бы не помешало…
Они тихо заговорили по-итальянски, уже не ссорясь и не крича друг на друга, а покойно и мирно, как говорят родные люди на родном языке.
И тогда полилась музыка, и шум травы стал похож на шум морской волны.
А где-то в другом конце поля появилась телега. На телеге стояла многострадальная статуя, которую приказано было водрузить на место.
За телегой шли Степан и Фимка. Степан что-то негромко напевал, и эта русская песня сливалась с печальной итальянской мелодией…
Не мог уснуть в эту ночь и Алексей Федяшев. Сидя у раскрытого окна, при свече, он читал стихи.
В дверь тихо постучали. Вошла Федосья Ивановна в халате и ночном колпаке.
— Не спится, Алеша?
— Нет, тетушка… Готовлюсь. Вот послушайте, как великий пиит обращается к предмету сердца своего… — Алексей нараспев прочитал несколько строф. — Великолепно, не правда ли? Мне так самому никогда не изъясниться!
— Не нравится мне все это, Алеша, — вздохнула Федосья Ивановна.
— Как? Великий Петрарка и не нравится?!
— Бог с ним, с Петраркой, — отмахнулась Федосья Ивановна. — У него своя тетушка была, это ее заботы. А ты у меня один племянник, и я тебе так скажу: ежели ты человек, то и люби человека, а не мечту какую-то бесплотную, прости Господи! Да и что за особу тебе сей чародей сотворит?! Это ведь не вилку сглотнуть, Алеша!
— Ах, тетушка, не травите душу! — Федяшев вскочил и начал нервно расхаживать по комнате. — Я и сам теперь в опасении! Слышали, что граф сказал: энергетические связи нарушены… Только по мыслям моим сможет он идеал воссоздать. А мысли мои сейчас сплошной туман.