Формы и содержание мышления
Шрифт:
Посредством изоляции «связей идей» как связей отдельных и готовых элементов проблему нельзя решить еще и потому, что каждый из этих элементов — «отдельная идея» — фиксирован в познании, во-первых, и безотносительно к процессу выработки данного знания, во-вторых, другими средствами отражения — более простыми формами мышления или даже чувственностью, например. Поэтому эмпирический сенсуализм XVII–XVIII в. мог сводить выработку логического знания к чувственным образам и их ассоциациям.
Без вычленения активной деятельности мышления как таковой и фиксирования ее в особых понятиях проблема приобретает в эту эпоху антиномический характер: «знание возникает из воздействия предмета» (эмпиризм) — «знание не может возникать из предмета, но коренится в той или иной форме в мышлении как таковом» (рационализм). И ничего нельзя сделать для решения антиномии до тех пор, пока учение о методе и учение об общих законах предметов (онтология) лежат вне теории познания, а деятельность мышления понимается лишь как эмпирические правила поведения индивида (т. е. психологически).
Действительно, эмпиризм выделял зависимость знания от наличия его объекта в чувственности (т. е. постоянную опытную предметность знания), но так трактовал эту зависимость (и саму чувственность), что не мог объяснить существующую наряду с ней зависимость свойств знания от его связей с другими знаниями и с системой мышления и просто игнорировал соответствующие факты. Что касается рационализма, то он вообще отрицал зависимость характера знания от наличия объекта в чувственном опыте, исходя как раз из этих фактов (т. е. из структурности знания). То, что по одному и тому же вопросу с необходимостью получались взаимоисключающие друг друга результаты, одинаково обоснованные
4. Анализ мышления в категориях «формы» и «содержания»
Рассматривая, как исторически осуществлялись различные подходы к анализу познания, мы до сих пор все время имели дело с попыткой решить проблему происхождения особых образований мысли путем прослеживания непосредственного воздействия объекта на пассивное индивидуальное сознание субъекта. Отношение объекта и знания понимается здесь как механическая причинная связь двух различных, изолированно взятых явлений — безразличного объекта и аффинируемого им сознания. Действия первого порождают явления второго как определенные состояния человека. Категория причинности должна быть, как предполагается, достаточным объяснением их связи. В то же время проявления процесса познания в индивидуальном сознании наблюдаются в виде целой совокупности знаний и определенных отношений между ними, обладающих своими специфическими свойствами, не сводимыми к природе и действию внешнего источника самого по себе, как он дан чувственно. И наличие всего этого в индивидуальном сознании, изолированном от активной деятельности мышления и содержания истории познания, неизбежно представляется чем-то загадочным. Антиномичность решения проблемы механизма возникновения знания сохраняется до тех пор, пока познающий субъект берется как изолированный индивид (т. е. как своего рода «гносеологический робинзон») и наличное у него знание сопоставляется лишь с чувственно- эмпирическим объектом и с воздействием последнего на пассивный экран человеческой души, — до тех пор, пока объективный источник знаний не абстрагируется в связи с общественно-деятельными формами активности человека в процессе познания [17] . А пока этого не произошло, все факты, обнаруженные в ходе наблюдения за различными проявлениями данной активности, просто- напросто разрушают теорию как таковую, если она опирается на наличные философские понятия.
17
Действия мыслящего субъекта здесь в общем-то не отрицаются, но понимаются психологически, как акт душевного сосредоточения, умозрения, внимательности (Гельвеций), т. е. фактически не учитываются с логической точки зрения. Деятельность представляется как наблюдение того, что происходит в сознании под воздействием объекта. Это — «ассоциация идей». В этом понятии, на очень долгое время определившем развитие психологии и психологизированной теории познания, учитывалось не реальное, предметное поведение субъекта, а лишь манипуляторская его деятельность внутри сознания.
По сути дела, здесь скрывается особая проблема, направляющая дальнейший исторический ход философской мысли: как же овладеть предметом, данным нам в качестве взаимопереплетения множества отношений, ни одно из которых в отдельности не есть однозначная причина изучаемых явлений? Объективно речь идет о способе связи всех этих отношений между собой и с изучаемым явлением — формой знания. И ситуация такова, что установление этого способа связи требует выработки иной категории, чем причинная зависимость, расширения самого понятия о детерминистической обусловленности явлений, следования одного за другим, порождения одним другого и т. д. Причинность является лишь частным случаем детерминистических связей (можно, кроме нее, назвать связи структурные, функциональные, генетически-временные, статистические и др.). Когда же то или иное представление о детерминизме не срабатывает, то встает задача произвести новое обобщение характера отношений предмета, «онтологически» по-новому оценить его и закрепить в определенных утверждениях свойственную этим отношениям всеобщую форму реальной связи.
Чтобы детерминистически решить рассматриваемую нами проблему, необходимо в предмете (т. е. в мышлении) выделить и зафиксировать в категориях такой общий способ связи явлений, как связь формы и содержания. Иными словами, иначе понять общее строение предмета, чем это позволяла сделать слишком простая и грубая категория «причинения», выявить систему отношений, в которую на деле включено знание. Категории «форма» и «содержание» как раз и возникают в системном исследовании, создавая поле для его движения и осуществления.
Речь идет о создании прежде всего особой абстракции, вырабатываемой логиком, но имеющей в виду сам предмет научного мышления. Отказываясь от метафизически-механического понимания, знавшего лишь статичный, чувственно-непосредственный предмет сознания, логик здесь по-новому представляет себе отношение мышления и предмета и выявляет в последнем то скрытое доселе обстоятельство, что источником знания является расчлененный объект деятельности, а не простая предметная данность. Мы уже говорили о том, что объяснение форм знания, особых структурных его свойств не может быть получено на пути непосредственного сопоставления ставшего знания с его чувственно-эмпирическим, конкретным предметом. Объект как источник знания есть объект, уже опосредованный активной деятельностью мышления, содержащий ее «отложения» и «объективации», которые выступают в качестве условий интеллектуального труда. Поэтому в логике речь идет о том, чтобы абстрагировать объект как сторону мышления, абстрагировать содержание как свойство формы [18] .
18
Поскольку предметом логики является мышление, рассматриваемое со стороны производства знаний, то и предметы, объекты действительности рассматриваются логикой лишь в той мере, в какой о них вырабатывается знание, лишь в плане тех их характеристик, которые выступают в знании, определяют его тип, строение, связи в ходе получения и т. д. Тот факт, что взятый в таком виде объект есть определяющая сторона мышления, мы рассмотрим более подробно в главе II данной работы.
Анализ того, как возникает знание в соотношении с предметом, требует выявления того вида, в каком этот предмет вошел в обобщенное содержание мысленной активности.
Таким образом, характер и природа объективного источника знаний должны пониматься с учетом деятельности мышления, Абстракция содержания в связи с формой и служит для этого [19] .
Но если это, с одной стороны, означает новое понимание предмета знания и выделение в нем категориального, обобщенного содержания, то, с другой стороны, это же ведет к выделению в опытном познании тех форм, тех активных познавательных средств, с помощью которых знание добывается и строится. Сам субъективно-деятельный аспект мышления обнаруживается лишь при этом условии. Речь идет не о констатации того факта, что мы мыслим и только так получаем знание, а об умении обнаружить в этом процессе мысли какие-то логические связи, имеющие отношение к построению и свойствам ставшего знания [20] . Ведь все и до Гегеля знали, что готовому знанию предшествует какая-то субъективная деятельность, какая-то мыслительная работа, что в уме человека совершаются какие-то процессы в связи с опытно данным содержанием, процессы, результатом которых является знание как состояние сознания. Но в этой деятельности не видели ничего логически общего, никакого логического строения, способного к закреплению, воспроизведению и развитию в совокупной деятельности индивидов и в смене их поколений, поскольку, с одной стороны, она не рассматривалась в контексте свойств, характеристик соотнесения знания с объектом, с предметной областью, и поскольку, с другой стороны,
19
На этой основе теория категорий, форм объективных связей уже может стать элементом, разделом теории познания и логики.
20
Это «умение» не субъективная сноровка, а исторический процесс выработки наукой логики понятий о мышлении как о деятельности, одним из этапов которого явилась, как мы увидим, диалектика Гегеля.
21
Как мы покажем в следующей главе, — эта абстракция, неосознанно произведенная и правомерная для решения определенных логических проблем, надолго осталась в формальной логике и определила довольно крупный этап в истории науки о мышлении.
В свете такого расчленения меняется и вся трактовка знания, механизма его происхождения. Структура знания со всеми ее особыми свойствами соотносится в сознании с конкретным ее предметом через форму мышления и ее абстрактное содержание, т. е. через связь этих последних в качестве элементов единого целого. В этом смысле можно сказать, что взаимоотношение формы и содержания мышления есть способ, каким в сознании устанавливается (и общественно фиксировано в интеллектуальном труде существует) связь соответствия между структурой определенного явления — логического знания — и отражением объективной реальности. Здесь мы имеем дело с единством объективного и субъективного, с их взаимопроникновением. И обнаружение этого единства логикой снимает субстанциалистское понимание мышления, представление о мышлении и бытии как о двух совершенно разнородных рядах явлений, так сказать, «параллельных» друг другу и никак друг в друга не проникающих. При устранении такого понимания только и выступает строение знания как субъективного явления, скрывающееся за ставшей формально-знаковой структурой знаний. Выявление его предполагает не анализ отдельно взятой структурной формы знания (понятия или суждения), а изучение того или иного научного построения в целом, рассмотрение процессов научного исследования и сложившихся в них абстракций, хода истории науки и т. д. Тем или иным строением генезис знания обладает лишь в таком контексте. В нем же мы обнаруживаем и определенное обобщенное содержание науки, ее «онтологию» или всеобщие типы связей, изучаемых наукой, т. е. определенное целое объекта науки. Чтобы понять структуру науки, логика изучает пути выделения наукой этого содержания из реальных связей объективного мира и уже на этой основе рассматривает исследовательскую деятельность ученых. Сами реальные связи обобщаются- в понятиях о содержании мышления и строении мира, а диалектический ход их познания фиксируется в понятиях об общественно-человеческих формах деятельности мышления (а не просто в эмпирических правилах методологии). Прежние учения о методе включаются в теорию познания (например, в виде особого ее раздела— теории видов абстракции), а предметные связи получают логическое обобщение в теории объективной диалектики, ее принципах и категориях.
5. Способ решения проблемы в немецком классическом идеализме
Исторически устранять антиномию эмпиризма и рационализма начали впервые классики немецкого идеализма (Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель). В том решении, которое они давали, явственно проступают идеалистически выраженные зачатки рассмотренного выше способа расчленения познания (т. е. анализа познания в категориях формы и содержания). Здесь и на поверхности заметно, что непосредственным предметом их размышлений, содержанием характерных для них положений и высказываний были как раз те важные для понимания механизма познания обстоятельства, которые затемнялись позицией метафизического сенсуализма и рационализма, именно — активность научного сознания, обобщенность предметного содержания мысли в рамках науки, организм науки как целого, историчность научных знаний и средств познания, общественно-историческая природа познания и т. д. Но дело скорее в том, что ими эти обстоятельства осознаются и фиксируются уже в их значении для гносеологической проблемы отражения, проблемы свойств знания, свойств «отношения идей». Расчленяя мышление на форму и содержание, немецкие идеалисты создают основу для увязки фактов активности мышления, обобщенности его содержания и т. д. с видимыми особенностями структуры знания, раскрывая те самым определенные внутренние связи механизма познания, отражения. В строении философии как науки изменившееся расчленение ее объекта (мышления) сказывается в том, что учение о методе и теория познания сливаются, онтология и гносеология выступают в единстве, логика и учение о вещах объединяются (ранний Шеллинг, Гегель).
Как мы уже сказали, антиномия эмпиризма и рационализма послужила одним из исходных пунктов дальнейшего развития вопроса о генезисе знаний. Стремясь решить ее, Кант первым абстрагировал предмет знания в качестве стороны мышления, первым абстрагировал познавательное содержание в качестве свойства, особенности познавательной формы, т. е. взял предметный источник знаний в виде определенным образом освоенного и расчлененного содержания человеческой деятельности. И проделал он это в весьма своеобразной форме. Канту уже нет необходимости вводить «предустановленную гармонию» знания и предмета (Лейбниц) или «параллелизм атрибутов» (Спиноза), чтобы понять факт постижения человеком предметов, как они есть объективно. С его точки зрения, мы вполне можем познавать предметы в их общей и необходимой связи друг с другом, не зависящей от образов субъективного сознания и психологии субъекта («эмпирического я»), ибо сами предметы как объекты знания суть «явления» и в силу этого определены в своем общем строении нашими априорными понятиями (категориями) и априорными условиями чувственности (формами пространства и времени). Он выдвинул положение, что объект мышления в отличие от предмета как такового (в отличие от «вещи в себе») дается не пассивно извне, а сформирован мышлением, создан «трансцендентальным единством апперцепции». Или, как выражается Кант, предметы сообразуются с познанием, и этим обеспечивается его научная объективность. Термином «явление» у Канта фактически обозначается то преобразование, которое претерпевают предметы действительности в связи с человеческой деятельностью, становясь источником науч- пых знаний. Это субъективное в объективном. Отталкиваясь от положения о сообразности предмета как источника знаний с определенной «способностью познания», Кант и пытается выявить основные составляющие генезиса знаний. Имеющая здесь место мистификация (постулирование неких изначальных и априорных «способностей познания») нас пока не интересует. Важно то, что именно с Канта начинают в качестве мышления исследовать категории и опредмечивания форм, т. е. рассматривать предметное содержание в свете формальной деятельности мысли, понимая последнюю как синтетическую.