Формы и содержание мышления
Шрифт:
2. Что значит изучение формы в зависимости от содержания?
В нашем изложении мы употребляли термин «абстрактное», «формальное содержание». Выделение такого содержания из естественно исторически сложившегося и функционирующего научного познания — дело философского анализа этого познания. Самим естественным процессом познания оно не осуществляется. И здесь легко увидеть, что, собственно говоря, формализм, т. е. рассмотрение форм мышления в отрыве от содержания, возникает вовсе не вследствие того, что логики игнорируют конкретно-эмпирическое («опытное» в данном смысле) содержание и не учитывают якобы «материю». Скорее, не умеют отвлечься от такого содержания, прикованы к нему, и если отвлекаются, то неправильно, не выделяя в самом же содержании нечто иное, чем конкретную «материю», и не умея обобщить его. Эмпиризм в подходе к исследованию логических форм здесь вплотную смыкается с формализмом; один переходит в другой.
В каком направлении вообще идет обобщение содержания познания в диалектике как логическом учении? Содержанием мысли, ее предметом могут быть любые, самые разнообразные в их конкретности факты и явления действительности (механическое движение тел, химическая реакция, экономический обмен товаров и т. п.). Процесс мышления, затрагивающий определенное конкретное содержание, может быть рассмотрен отдельно от него, и в этом процессе могут быть отвлечены в качестве «формы» его общие, в каждом рассуждении встречающиеся моменты. Фактически это знаковые и символические формы выражения знания, его структурные элементы. Очевидно, для исследования повторяющихся особенностей мышления, его свойств нужно отвлечься от различий сменяющегося эмпирического содержания, и если под эмпирическим содержанием понимается содержание вообще, то, значит, и от всякого содержания. Конечно, такая абстракция лишь описывает определенные повторяющиеся свойства знания как «естественные», имманентные свойства мышления и не дает, следовательно, ключей для их понимания, объяснения. Избежать такого ложного гносеологического толкования можно, лишь продолжив дальше эту абстракцию и построив формальную систему, в которой будут изучаться логические возможности структур знания, без претензии на изображение естественно исторической интеллектуальной деятельности людей, что и делается современной формальной логикой. Она изучает формы в рамках и пределах их изоморфизма по отношению
Если мы исследуем форму мысли, то в качестве содержания нас интересует то общее, что в любом предмете отражается посредством данной формы мысли. Это, например, взятая в общем виде связь частей и целого как содержание процессов логического анализа и синтеза. Какие именно эмпирические предметы являются частями и в каких эмпирических свойствах выражается их связь в целом — здесь не важно. Важно, что посредством связи аналитической и синтетической деятельности (эта связь представляет собой форму мышления) в самых разнообразных предметах может быть отражено отношение «часть — целое», если они онтологически характеризуются этим отношением. Таким образом, выделяя абстрактное содержание, тоже отвлекаются от различий эмпирического содержания, но отвлечение здесь иное. Оно предполагает задачу иначе понять содержание, удержав из него общие, повторяющиеся в связи с формой моменты, и производится одновременно с анализом особенностей формы. Это движение — в глубь содержания, в отличие от простого сравнения конкретного предметного материала и мысли (и сравнения мыслей между собой, выделяющего в них общее). Форма и содержание абстрагируются именно как связь — одновременно: если не раскрывается одно, то не раскрывается-и другое. Первое выявляется в свете второго, и наоборот.
Разницу между этим подходом и той абстракцией от эмпирического содержания, которая практикуется формальной логикой, можно проиллюстрировать следующим образом. В формальной логике изучается, например, логическое следование или вывод. Сам по себе вывод в естественном рассуждении — действие, акт человека. И логическое следование в нем есть всегда следование по определенному содержанию: человеком мыслятся определенные предметы или их свойства, и по ним он заключает о других предметах или свойствах. Для человека одно содержание следует из другого и выводится из него, предполагает его и т. д. Никто не выводит выведения: имеются в виду и связываются выводом именно мыслимые в высказываниях предметы, их содержание, выражаемое в определенных структурах знания. То, что при этом-следование в действиях человека основано на логических свойствах исходных высказываний и правилах вывода (в предположении существования у человека определенного мысленного навыка, сформировавшейся на опыте способности к построению таких рассуждений) и что его правильность и обоснованность могут быть доказаны или проверены анализом логической формы высказываний без ссылки на эмпирическое содержание, — это другой и особый вопрос. Но его-то как раз и выделяет формальная логика для специального изучения. Именно, с этой точки зрения содержание указывается неважным, и-его полностью оставляют в стороне (хотя формальная логика вовсе не утверждает, что формы мыслятся бессодержательно). И естественно, что тем самым отвлекаются от процесса возникновения знания (в том числе и при получении его путем вывода) из соотношения с предметом. Выделяется лишь одна сторона знания, которую можно рассматривать независимо от этого процесса. А по отношению к предметам предполагается, что существует, возможно, может быть найдено и т. д. такое их эмпирическое (от логики не зависящее) состояние, которое соответствует комбинаторно получаемым элементам формальной структуры. Содержанием здесь пользуются или как иллюстративным материалом, или же в качестве интуитивно ясной и надежной базы логического построения. В плане анализа формы оно дальше внутри себя не расчленяется.
Но в каком плане можно даже расчленить его в глубину? Если в формально-логической абстракции мы отвлекались от содержания отнюдь не на том основании, что оно якобы не мыслится субъектом в логических актах, то и привлечь его, выделяя в нем что-либо новое по сравнению с эмпирической «материей», мы не можем на том основании, что оно всегда мыслится субъектом, имеется им в виду и т. п. Дело, очевидно, в учете того, что содержание не просто мыслится, но что человек действует с предметами и изменяет их своими действиями, что, следовательно, в конкретном содержании мысли есть предметные продукты, «отложения» познавательных действий субъекта [46] . Иными словами, дело как раз в учете проявлений формы — субъективной активности исследователя. Определенные моменты предметного состава мысли (содержания в широком смысле этого слова) рассматриваются как созданное человеком объективное положение вещей, как опредмечивание его деятельности, И по-новому отвлечься в логике от эмпирического содержания, удерживая в то же время его общее строение (абстрактное содержание мысли), можно на основании наблюдения и осознания познавательных действий субъекта с предметом: предметы преобразуются в них сообразно с выявленным, установленным, допущенным и т. д. онтологическим порядком предметов, зафиксированным в общих идеализациях и предположениях о бытии, в определенной общей (и часто скрытой) содержательной схеме ума, «поле мышления», структурирующем виденье исследователя в целом до получения любых (всех возможных частных выводов и знаний в этом поле (всегда ограниченном). Действия, так сказать, «свидетельствуют» о такой основе, онтологическом порядке, являются его «симптомами». Например, в механике исключение исследователем влияния среды при изучении перемещения тел в пространстве предполагает идею непрерывности действия сил и однородности пространства, равноправия бесконечного числа точек, проходимых движущимся телом [47] . Иными словами, в качестве действия исследователя с предметом (а не действия с логическим строением знания), предпосылаемого приобретению знания о законах движения, такое исключение некоторого эмпирического фактора осуществляется актуально только на вполне определенной онтологической основе. Если ее нет, то нет и этой деятельности; история догалилеевской механики — яркий этому пример: простая, казалось бы, мысль о том, что можно отвлечься от среды и формы движущегося тела, чтобы выявить законы движения, не приходила людям в голову. В этом смысле основой (и предпосылкой) галилеевских форм абстрагирования явилась (и в дальнейшем обобществилась и сохранилась) новая мысленная предметность, обобщенная структура содержательного «поля мышления», соотношения которой фиксированы — например, категориями прерывности и непрерывности — так, что задают именно данную смысловую возможность и последовательность различных исследовательских актов и их комбинаций в продуктивной работе мысли. Сознание целесообразности и достоверности (правильности) того или иного конкретного действия с предметом — скажем, того же самого отвлечения от формы тела в анализе движения — покоится здесь, в частности, на образе непрерывного, сводимого, в принципе, к бесконечному числу отрезков движения и воссоздаваемого их соединением. Анализируя процесс познания в содержательной логике, мы должны идти к такой основе через наблюдение и осознание последствий предметных познавательных действий, т. е. существования субъективно-деятельной формы. Лишь факт и наблюдение этих последствий позволяют отдифференцировать идеальные предметности науки от объектов самой действительности как таковой, выявить в последних содержание деятельности, отложившееся в них и позволяющее ими оперировать в мысли, «брать» их мыслью.
46
Напомним, например, что если в термодинамике мы изучаем энергетический обмен в идеальной тепловой машине Карно, то такая машина — положение вещей, созданное исследователем.
47
Движение тела и приложение сил рассматриваются, следовательно, дифференциально — от точки к точке (см. очень хороший очерк основных онтологических идеализации и допущений новой механики Галилея в книге: Б. Г. Кузнецов. Галилей. М., 1965). Включение, при необходимости в анализе, того или иного взаимодействия движущегося тела со средой (с воздухом, водой и т. п.) осуществляется уже на основе теоретического аппарата законов и формул, установленного ранее и теперь лишь модифицируемого на том же понятийном уровне. Оно, следовательно, отличается от первоначального эмпирического описания движения, реально всегда происходящего в какой-нибудь среде.
Упорядочивающая и регулирующая роль этого содержания, являющегося фактически своеобразным «квантом познания», создающим вокруг себя поле виденья, по силовым линиям которого движется продуктивная мысль, обладает одним свойством, которое уже неоднократно упоминалось нами и которое необходимо здесь подробнее обговорить. Выше речь шла, например, об образе непрерывного, т. е. фактически о понятии, структурированном в то же время как образ. Что это значит? Но это же обстоятельство выражено в самом термине, которым мы пользуемся для обозначения содержания деятельности (т. е. того содержания, которое важно для формы мышления и является ключом к ней), — «абстрактное содержание». Он сочетает две, казалось бы противоречащих друг другу, вещи: содержательное, имеющее характер эмпирической данности и непосредственности (созерцаемости), и абстрактное, имеющее логический, понятийный, обобщенный характер. — Но «абстрактное содержание» не означает ни то, ни другое, а нечто третье, промежуточное, соединяющее в себе черты и того, и другого. Это понятие, конструкция предмета, ибо объективировано при определенных идеализациях и допущениях (а вовсе не дано извне восприятием), но в то же время оно предметно задает всеобщий строй мысли, основывает его на особой наглядности и чувственно-предметной достоверности, непосредственности, на интуитивном схватывании («виденьи») всего целого предметной ситуации, а правильность и очевидность отдельных дискурсивных ее фиксаций усматривается уже из содержательного понимания (и тем самым определяется, обусловливается, представляется необходимой и всеобщей и перелается как творческая способность, культурный навык). Это абстрактная наглядность, схематическое внутреннее созерцание, абстрактные образы, являющиеся знаками и символами отношений реальности и обнаруживающиеся в науке в виде привычных образов физического следования, воображаемых
Итак, в анализе мышления мы идем к содержанию от наблюдения проявлений формы. В зависимости от такого хода существует возможность выявить в этом содержании нечто иное, чем эмпирическую материю. Но раскрыть абстрактное содержание — это не значит просто указать особые явления, стоящие рядом с формальными особенностями мышления, — например, обобщенные онтологические представления предметов науки. Их нужно вскрыть в самой форме. Иначе они кажутся просто предметами самой действительности (ее метафизическими «сущностями»). Как особые явления, не поставленные в связь с формой, они вполне могут быть замечены и еще ничего не дают для понимания формы, — во всяком случае, философы, строившие в XVII–XVIII вв. системы природы, прекрасно знали о них, а деятельности мышления не поняли и абсолютизировали сами эти онтологические законы, метафизически и наивно-фетишистски отождествляли идеально-предметные содержания, онтологические представления предметов науки с объектами действительности как таковой. Мы уже видели, что Гегель по-своему производит это выделение. Он вообще считает, что в «логике… содержание определяется только в форме мысли» [48] , или, что «в логике мы понимаем мысли так, что они не имеют никакого другого содержания, кроме содержания, входящего в состав самого мышления и порожденного им» [49] . Идеалистическая сторона последнего положения — «порождение» содержания мышлением и его (содержания) отрыв от других сторон процесса отражения, например от чувственности, от материального предметного действия и т. п., — заслоняет здесь реальный смысл. Последний заключается в фиксировании содержания особого типа — абстрактного содержания формы мышления — и способа его определения: оно определяется в соотнесении с формой мышления, и различие его моментов имеет смысл лишь внутри данной формы.
48
Гегель. Соч., т. I, стр. 69.
49
Там же, стр. 66.
Но вернемся к нашему изложению. Применяемый способ абстракции содержания в связи с проявлениями формы (и формы в связи с содержанием) не меняет того факта, что обобщенное содержание абстрагируется как определяющее логическую форму, как источник происхождения этой формы. Абстрагируя указанным образом, философия лишь теоретически выявляет' ту фактическую роль, которую онтологические схемы и обобщения играют в происхождении той или иной логической формы в самой науке, ими пользующейся, и получает возможность такую форму фиксировать обобщенно, выделив ее из того, что кажется индивидуально- субъективными навыками и сноровкой ученого, неотчуждаемыми тайнами его творческой лаборатории и неповторимым методическим стилем мышления, «способностью открывать». Ибо речь идет не просто о существовании определенного внутреннего содержания познавательной деятельности, а о его переработке философом, логиком. Конечно, в любом опытном научном построении, претендующем на нечто большее, чем закрепление повторяющихся в чувственно-эмпирическом наблюдении корреляций явлений, имеются определенные общие конструкции предмета знания (или так называемые абстрактные объекты, категории, частных наук). Таковы, например, «производство», «обмен» и т. п. в политэкономии, «материальная точка», «система материальных точек» и т. п. в механике. Ход исследования и определенная упорядоченность построения знания о тех или иных конкретных явлениях предполагают, что исследователем как-то установлен общий характер отношения между «производством» и «обменом», «материальной точкой» и «системой материальных точек» и что он ими оперирует в продуктивном воображении. Скажем, предполагается, что явления обмена зависят от явлений производства, определяются ими, служат им и должны, следовательно, рассматриваться в зависимости от знания о последних в определенной таким образом последовательности. Но хотя по типу содержания это иного (и более общего) рода зависимости, чем те конкретные законы и связи между явлениями, которые наука открывает и изображает в своем предмете, тем не менее сами они вовсе не действуют в эксплицитно сформулированной понятийной форме, сохраняют наглядность «созерцаемой» и непосредственно достоверной схемы предмета и вообще по своим посылкам и допущениям могут оставаться бессознательными и именно в таком виде служить открытию и установлению конкретных зависимостей и законов, составляющих непосредственно саму научную теорию. Пока это — само абстрактное содержание, как оно функционирует в познающей мысли, сами наглядные абстракции и опредмеченные структуры, а не понятие о них в философской теории мышления, Предполагающей особый, специальный анализ отношения сознания и бытия. Иными словами, эти «понятия» еще не являются понятиями об абстрактном, формальном содержании процессов мышления. Выделение последнего есть результат крайнего философского обобщения указанного рода образований, результат доведения их до всеобщности философских категорий. Например, общее отношение между «производством» и «обменом» и весь ряд данного типа отношений (в том числе и в других науках, а не только в политэкономии) обобщаются в философской категории «формы» и «содержания»: производство есть содержание, обмен есть форма, первое проявляется во втором и определяет его, второе — способ реализации и движения первого. Это означает, что тип связи между «производством» и «обменом» охарактеризован в общем виде и как таковой относится уже не только к данному экономическому отношению, а к любому подобному по структуре, и, как мы видим, категория формы и содержания применяется, например, и к мышлению.
Точно так же рассматриваемое механикой отношение «материальной точки» и «системы материальных точек» обобщается в философских, логических категориях «элемента» и «системы» (или «отдельного» и «связи отдельных»). В таком обобщенном виде оно абстрактно, формально характеризует и такое, казалось бы совершенно иное, отношение, как «отдельный капитал — взаимодействие капиталов», с которым имеет дело политэкономия. Абстрактное содержание, таким образом, представляет собой тип той или иной объективной связи вообще, как она выступает в онтологических основаниях процесса мысли, познающей предметы, характеризующиеся этого рода связью (или онтологией), независимо от различий конкретного облика и состава явлений, стоящих в этой связи (идет ли речь об экономических, механических, логических явлениях или ка- ких-либо других). В естественном мышлении она всегда выступает абстрактно-наглядно, лишь в философии, логике (или в специальных логических разделах самой науки) она строится в виде теоретических понятий. Заметим, что выработка логикой общих, философских понятий о подобном содержании научного познания есть в то же время выработка определенных общих характеристик мира в целом, составляет определенное мировоззрение, «онтологию».
Соответственно такому пониманию абстрактного содержания (предполагающему его доведение до всеобщности философских категорий) обобщается и деятельная форма мысленных процессов отражения предметов, характеризующихся тем или иным типом подобного содержания. Ищется форма отражения любых предметов данного рода. Если к «форме» мы относим сами предметные действия мысли, то на основе абстрактного содержания мы получаем возможность отвлечься от частного, конкретного вида познавательных действий с предметом и от той субъективно-индивидуальной формы, в которой они представляются лишь удачным методическим приемом индивидуального творчества (со всеми сопутствующими психологическими процессами). Предметно человек действует только в конкретной, частной форме: он исключает, например, именно объем и протяженность материальной частицы, а не оперирует «отдельным элементом» вообще как таковым, — так же, как основания такого исключения даются рассуждением, ссылающимся на частные свойства данной действительности, или же выступают как совершенно конкретная интуиция, чувственно-конструктивная модель данного целого предметной ситуации. Сращенность познавательного действия с конкретным его объектом делает затруднительным как раз выявление здесь строения мысли — действительно, что общего между рассмотренным выше действием ученого-механика и действием политэконома, исключающего, например, взаимодействие капиталов из анализа и рассматривающего отдельный капитал, в котором и не было никакого объема и протяженности? Без доведения абстрактно-наглядного содержания до всеобщности философских категорий ничего общего мы здесь не обнаружим. Дело, следовательно, не в сравнении ряда различных актов мышления между собой в поисках этой закономерной общности [50] . Дело в выявлении всеобщего строения актов мысли из расчлененного абстрактного содержания. Иначе говоря, осознав наличие и последствия познавательных действий в предметах науки и выделив и обобщив предполагаемое этими действиями абстрактное содержание, логик снова возвращается к норме, но уже обобщая и объясняя ее как всеобщую. По сути дела, он продолжает выявлять роль этого содержания (т. е. категориальных структур, со всеми связанными с ними объективациями и идеализациями) в построении научной теории, но уже на новом уровне — на уровне субъективных связей мышления как живой деятельности [51] . Категории, всеобщие идеальные объекты и конструктивные поля созерцания не сами влияют на построение знания. Они влияют и сказываются на нем через устанавливаемый ими способ познавательных действий с предметом познания, через формы абстрагирования, реально выдерживающие заключенные в категориях и конструкциях утверждения о бытии, осуществляющие определенную последовательность рассмотрения явлений предмета, создание и контроль над условиями приобретения знания о них, переход от изучения одних к изучению других, выключение одних и выбор других при постоянстве третьих, искусственное создание того или иного конкретного положения вещей (в мысленном или вещественном эксперименте) и т. д. Иными словами, та или иная онтология, та или иная система наглядных схем и абстракций еще должна быть реализована как способ действий (мысленных). Этот всеобщий способ действий, посредством которых она реализуется, и есть форма.
50
Таким сравнением нельзя увидеть никакого общего строения мысли, ибо необходимо сохранять именно предметность мысленного действия, а она как раз остается в рамках этого сравнения разнородной и неповторимо конкретной.
51
При этом не важно, экстраполировано ли это содержание из прошлого опыта науки или только образовано наукой (в последнем случае оно все равно также будет обобществлено в культурном фонде условий интеллектуального труда), — во всех случаях решающим и ведущим звеном остается соответствие его эмпирически данному характеру связей и отношении предмета.