Формы и содержание мышления
Шрифт:
Итак, у Гегеля мы уже в более или менее, явном и развитом виде обнаруживаем обе стороны того особого образования, той особой связи, которая состоит из формы и содержания мышления и действует в генезисе знания, образуя его внутреннедеятельную основу и обусловливая всеобщность и необходимость его итоговых форм. В гносеологии вообще такое расчленение оказывается возможностью не только объяснить эти логические, представлявшиеся загадочными, свойства знания, но и более широко и расчлененно понять его состав, дифференцированные механизмы его построения, сложность и связь различных его уровней и «этажей», короче — воспроизвести строение науки в целом как определенной системы особого рода производства (общественного). Рассматривая любое явление как элемент целого общественно-исторической действительности («мировой тотальности») и нащупывая в том числе и общественное строение такого явления, как знание, Гегель имеет в этом отношении больше возможностей, чем, например, Кант. Ведь все элементы и свойства знания пронизаны системными связями деятельности, создающей ту «кристаллическую решетку» объектива- ций, всеобщих предметных форм и конструкций, рядов и уровней обобщенных мысленных содержаний, проходя через которую исходный материал науки и получает свойства й структуру логического теоретического знания. В виде «узлов» этой решетки, прилагаемой к заданному материалу созерцания и исследования, мы обнаруживаем всеобщие идеальные предметности (или исторически унаследованные, или заново создаваемые), которые — в качестве условий приложения интеллектуального труда— обобществляются, закрепляются языковыми и материальными средствами и воспроизводятся массами людей, участвующими в науке. Это обобществление и воспроизводство особых предметов и есть основа всеобщности и необходимости конкретных человеческих
Но эта реальность не есть какая-либо «сущность» (духовная), не есть свойство какого-либо абсолютного субъекта или его самосознания. Ее вообще нельзя понять в рамках различения и противопоставления «материального» и «духовного». Здесь-то и вся. сложность. И нельзя не видеть, что Гегель фактически попытался вывести всю эту систему из различении в «абсолютном субъекте», из воображаемой «рассудочной сущности» как центра, из которого идут духовные нити, связывающие ее в целое, в прозрачную духовную тотальность. Тем самым он элиминировал реальное строение системы, снял его как реальную культурно-историческую артикуляцию (одновременно и материальную, и духовную) общественной сферы человеческой деятельности.
Вообще-то осознание общественной природы познающего мышления и рассмотрение его под углом зрения категорий формы и содержания образуют единое явление в истории философии. Это явление — «Наука логики» Гегеля. Но так же как общественная природа, общественное строение любой системы («тотальности») есть, для Гегеля, общественно-духовная ее природа, духовное строение, так и форму и содержание познающего мышления Гегель абстрагирует в рамках самосознания, а не как стороны реальной деятельности. Он занят прежде всего различениями «абсолютного, самосознания», описанием движения мысли к прозрачности ее для самой себя. Вопрос о самосознании — это, конечно, вопрос об обобщенном предметном содержании форм мысленной деятельности, но решенный в плане тождества бытия и мышления. «Форма» — «рефлексия» такого содержания, сама развивающая его определения, порождающая его из себя и оказывающаяся непосредственно самим развитием действительности, сплетением ее объективных связей. Последние одновременно и созерцаются (мысленно) и реально возникают в этом акте [39] . В формообразующей функции содержания науки нет, следовательно, ничего, кроме того факта, что в нем та или иная структура мысли облечена в форму внешности и отчуждена в виде предмета, сложившегося, наделе, по законам собственной деятельности мышления. И оно (содержание) должно быть осознано как таковое. «Самосознание» и есть этот акт, есть выделение и осознание предмета в том «чистом» виде, в каком он представляет собой реализацию мысли. Поэтому анализ познавательного процесса, основанного на оперировании обобщенными познавательными содержаниями (категориями и наглядно-предметными конструкциями), выступает у Гегеля как описание некоторых имманентных условий и структур самосознания «абсолютного субъекта», т. е. в конечном счете — ассимилятивного движения в рамках сознания субъекта культуры (а не реального членения механизма производства знаний в масштабе социальной системы познавательного действия), поскольку сама абстракция «абсолютного субъекта» идеалистически образована из наблюдения всеобщих духовных форм освоения действительности в общественной истории человечества. Некая абстрактная сущность («Идея», «Человек», «Субстанция») мыслит и образует себя в этих формах в пространстве и времени, откладываясь и в соответствующей материальной, эмпирической реальности истории или природы. Анализом этой натуры человека как такового Гегель и занят. Отсюда чисто спекулятивный метод исследования познания. Вместо конкретного анализа науки как общественно-исторической деятельности, изучения путей выделения ее объектов из предметов внешнего мира, превращения последних в созданные наукой всеобщие предметные формы и «поля содержания» на различных уровнях и этажах дифференцированной системы деятельности, вместо прослеживания реальных (вне сознания лежащих) связей этого дифференцированного ее строения и уже отсюда — методов науки и структур научных теорий, Гегель стремится спекулятивно понять образования научного знания из свойств самосознания, куда реальные условия и членения системы познания допускаются лишь косвенно, стремится разглядеть эти образования в рамках «чистоты» самосознания и расшифровать их в терминах простейшей его формулы— движения от «в себе» к «для себя». У Гегеля, таким образом, можно видеть две различные вещи: анализ мысленного строения науки в категориях формы и содержания (вместо прежнего сведения механизма происхождения знаний к свойствам человека как такового, к «душе», к особой «мысленной субстанции» и т. п.) и анализ самосознания, воспроизводящий многие прежние метафизические пороки и мистифицированно представляющий механизм возникновения знаний. Второе душит первое. В то же время они не рядоположены, их нельзя просто отделить друг от друга, взяв только одно в чистом виде и отбросив другое: при данных исторических возможностях философской мысли они составляют условие друг друга и взаимопроникнуты. В этом смысле «самосознание» — не просто мистика и внешняя прибавка, а мистическое выражение ухваченных в нем (и посредством него) реальных проблем.
39
Подробнее мы рассмотрим это в следующей главе.
Выделив абстрактное содёржание и деятельную форму мышления в виде свойств самосознания, Гегель весьма своеобразно трансформирует изображение работы науки, ее способа производства, прилагаемого к тому или иному исходному ее материалу (эмпирия, предшествующие знания и теории и т. д.) и преобразующего его в некоторый конечный продукт — знание. Как мы уже говорили, работа познания, производство понятий есть отношение к внешней действительности системы организации «объективного духа», если выражаться гегелевским языком, а не организации чувственно-психической «души» человека. Понятия — продукты этого отношения, в котором индивид участвует, в которое его живой труд вливается. Но вместо расчленения и анализа этой реально артикулированной системы Гегель пошел по пути расчленения самой «формы всеобщности», предположив в ней совпадение, тождество законов образования и связи категорий «объективного духа» и законов образования и связи реальных объектов и анализируя строение «всеобщего» в терминах самосознания, в терминах дифференциации и логики (этапов) последнего. Таким «всеобщим» является отношение мысли к самой себе, узнавание ею себя в материале познания. В итоге, какое-либо собственное строение того промежуточного члена (самого важного и интересного), который лежит между исходным материалом науки и ее продуктом, полностью снимается. И весь интерес концентрируется на своеобразном «распредмечивании» — ведь любые исходные объекты научного познания даны всегда в той или иной форме знания! Размышление об этом («распредмечивание») и оказывается… познанием.
В этом смысле Гегель и определяет подлинно всеобщее как «чистое, соотносящееся с собой единство» [40] (курсив наш.—М. М.), в отличие от всеобщего, происшедшего- из чувственности, которое не есть «истинно самому себе равное» [41] .
40
Гегель. Соч., т. VI, стр. 13.
41
Hegel. Phaenomenologie des Geistes. Hrsgb. von Bolland, Leiden, 1907, S. 95.
Гегель различает — и вполне справедливо — отражение предметов, как- они даются в чувственном созерцании и языке, и отражение предметов, как они суть сами по себе в их внутреннем объективном отношении друг к другу, отражение, предполагающее преобразование их во всеобщие идеальные объекты, деятельность образования различных рядов мысленного содержания, связываемых по способу их получения, и пр. [42] Но когда мы посредством идеальных предметов мыслим эмпирию и тем самым познаем ее скрытое строение, то для Гегеля это означает, что тем самым сама эта эмпирия развивается в формах таких идеальных предметов в акте мышления. Акт мышления о мышлении оказывается поэтому актом, событием действительности, теоретически открытой ее «тайной». Но на деле открываются («распредмечиваются») отложения духовной деятельности в исходных предметах научно-теоретического знания, заданных независимо от его новой работы. И они же в своей связи (спекулятивно устанавливаемой) представляются системой вновь достигнутого, более глубокого понимания действительности, возникающей на глазах у философа. Если у Маркса, например, работа науки характеризуется как исследование взаимосвязей и переплетения эмпирических фактов и отношений средствами абстрактного мышления, теоретически (в предположении, что эти факты и отношения уже заданы и существуют независимо от их последующей переработки теорией), то у Гегеля теоретический труд выступает как демонстрация возникновения самих этих отношений в некоем «логическом развитии», а фактически — как обнажение духовных связей строения наличных формул сознания, которыми эти отношения заданы в мире культуры.
42
В адрес сенсуализма Гегель иронически замечает: «…локкианизм, который считает, что понятия и формы даются объектом, и полагает в субъекте восприятие вообще, некий общий рассудок» («Glauben und Wissen». In: Gesamt. Werke, hrsgb. von Glockner, Bd. 1, S. 107).
Наличие абстрактного содержания в материальном источнике знаний Гегель оценивает таким образом, что сознание об участии человеческой деятельности в этом образовании, т. е. самосознание, и есть развитие из него научной картины предмета знаний, и есть деятельное участие абстрактного содержания в создании такой картины. Построение последней — результат различений в самосознании. Предметы приводятся в движение посредством установления сродства и субординации (чисто спекулятивной) фиксирующих их абстракций и форм знания. Причем для Гегеля акт привлечения к анализу какой-либо стороны Предмета, перехода к ней в системе исследования (например, восхождения от абстрактного к конкретному) есть акт возникновения (и логического, и действительного) самой этой стороны, — достаточно только, чтобы в ней были видны следы предшествующей духовной деятельности. Маркс метко заметил: «Гегель путем искусной софистики умеет изобразить тот процесс, при помощи которого философ, пользуясь чувственным созерцанием и представлением, переходит от одного предмета к другому, как процесс, совершаемый самой воображаемой рассудочной сущностью, самим абсолютным субъектом» [43] . Строение знания как целого приобретает здесь черты «духовной тотальности», объединяемой в таковую последовательной сменой позиций субъекта по отношению к содержанию культуры, которой он овладевает.
43
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 66.
Таким образом, выведением категорий (которое лишь философски повторяет то, что должно согласно Гегелю делать само научное познание в той или иной частной форме) изображается не возникновение знания из соотношения с отражением предмета, а нечто совершенно иное — воображаемая духовная связь рядов мысленных содержаний («идеальных предметов») в системе готового знания, устанавливаемая помимо исследования и его новых задач. Фактически за познание предмета у Гегеля выдается логически-спекулятивное описание того, как он дан в форме знания (т. е. выявление той предшествующей деятельности духовного его освоения, которая в нем зафиксирована и которая делает его объектом науки). В качестве способов научного объяснения и переработки эмпирического содержания познанию предписывается заниматься указанием в нем моментов абстрактного содержания. Познавать предмет — означает заниматься исследованием элементов духа в его (предмета) данности сознанию и, приведя их в движение, считать это и строением процесса получения знаний, и движением самого предмета, открывающегося теперь «в своей истине» философу [44] .
44
Акты мысли здесь выступают в качестве своего собственного содержания. Познание, таким образом, должно интересоваться не логикой дела, а делом логики. Особенно ярко эта концепция проступает в конкретных применениях гегелевской логики, например, в исследовании Гегелем правовых отношений. Маркс писал о гегелевской «Философии права»: «Философское значение имеет здесь не логика самого дела, а дело самой логики. Не логика служит для обоснования государства, а государство — для обоснования логики» (К. Maкс и Ф. Энгельс. Соч. т. 1, стр. 236).
Смешение механизмов производства знаний с формами готового знания приводит к тому, что в своих характеристиках метода Гегель под видом собственно теоретических процедур (и их результатов) зачастую описывает различные виды донаучного (стихийного, «духовно- практического», по выражению Маркса) расчленения объекта. Учение о методе превращается у него в абстрактную схематизацию истории культуры, общей истории сознания.
Гегель, как и все классики немецкого идеализма, так и не вышел за пределы понимания определенных отношений научного мышления, определенных логических связей и структур как проявлений некоторых имманентных свойств мышления, свойств «воображаемой рассудочной сущности», как говорил Маркс, хотя у него и пробивалось понимание того, что в их основе лежит определенное, общественно-исторически осваиваемое объективное содержание, что в них проявляется определенная деятельность мышления, основанная на этом содержании, и что, следовательно, они исторически возникают, откладываются деятельностью человека, объективируются, общественно передаются, сменяются и т. д., не являясь чем-либо изначальным и метафизически «сущностным» (это зачаток диалектического понимания). У Гегеля переплетались эти два различных метода исследования и мешали друг другу, в силу чего он так и не разрешил антиномию эмпиризма и рационализма XVII–XVIII вв.
ГЛАВА II. ПОНЯТИЕ СОДЕРЖАТЕЛЬНОЙ ФОРМЫ В «ЛОГИКЕ» ГЕГЕЛЯ
Мы показывали наличие определенного абстрактного предметного содержания и деятельной познавательной формы в процессах получения наукой знаний об объектах. Но выявление и специальное изучение логикой каких-либо логических форм в конкретных и многосторонних эмпирических процессах построения знания, в реальной интеллектуальной деятельности людей, где действует одновременно масса различных обстоятельств и привходящих факторов, предполагает наличие общих логических понятий о зависимости формы и содержания, иначе невозможна логическая теория, дающая более или менее систематическое описание ряда таких форм или вообще способная их выделить в эмпирическом материале. Фактически тем или иным способом определенные понятия «формы» и «содержания» — самые общие категории исследования познания. С помощью этих категорий познание очерчивается как особое образование в человеческой деятельности, выделяется как специфическая (и отличная от всех остальных) сторона этой деятельности и устанавливается типичное для нее соотношение явлений (воспроизводящееся во всех ее ответвлениях и на всех ее уровнях).