Фотография на память

Кокоулин Андрей Алексеевич

— Устала.

Он высадил Вадима на четной стороне Грибоедова, передал пакет с одеждой, они пожали друг другу руки.

— Если что… — сказал Александр.

— То у меня есть ваш адрес, — сказал Вадим.

"Мазда" мигнула на прощанье поворотником.

Переодеться было негде. Пришлось полукомбинезон натягивать прямо на брюки, косясь на понатыканные тут и там окна. Благо, крой был свободный.

А вот куртка нашла заслуженный покой в мусорном контейнере.

Вадим переложил телефон и снимки в спецовку. Рубашку

снимать не стал.

Улица Грибоедова по нечетной стороне имела дома под номерами одиннадцать и пятнадцать — пятиэтажку с подновленным розовым фасадом и унылую четырехэтажку без особых примет. Там, где по логике полагалось быть номеру тринадцатому, зияла узкая щель.

Вадим не удивился.

Он перешел улицу и по щели, обдирая многострадальные лопатки, протиснулся во внутренние дворы. Клумбы, сирень и рябина. Зеленые лавочки. У железного гаража мальчишки, класс четвертый-пятый, играли в мяч.

— Эй, ребята, — окликнул их Вадим, — а тринадцатый дом где?

Мальчишки показали в разные стороны.

Вадим сказал: "Ясно" и окунулся в нагромождения пристроек, сараюшек и кирпичных, непонятно что огораживающих стен.

Небольшой двухэтажный домик оказался одиннадцатым-а. По тропке от него Вадим добрался до одиннадцатого-б, деревянного домика на четыре квартиры с одним подъездом. Даже удивился: разве такие еще остались? Куцая, в шесть лип, аллейка вывела его к раскопу, на дне которого темнела свежей сваркой труба. Ни досок, ни лестницы через раскоп никто перекинуть не удосужился. Вадим повернул в обход.

Силуэты привычных многоэтажек стыли в отдалении.

Он никогда здесь не был. Ящики, старенький, горбатый "москвич" на эстакаде, вентиляционная башенка, длинный склад под шиферной крышей, изогнутый буквой "г" и выкрашенный в бордо. Номера на складе не было.

Наверное, одиннадцать-в.

Людей нет. То ли от дыма, въевшегося в глаза, то ли от усталости Вадиму казалось, что окружающее подергивается рябью, будто лошадиный круп, отгоняющий слепня.

Тр-р-р — прокатывается дрожь, волной вздымая асфальт, стуча досками и пощелкивая щебенкой. Шуршит, опадая, пыль с домов. Перехватывает дыхание. Тр-р-р — дрожь спешит обратно, качая небо и липы.

И кто слепень? Кого тут пытаются сбросить со шкуры мира? Неужели его? Неправда ваша, я — хомяк.

Боль куснула правую, обожженую ногу так, что он невольно захромал.

За складом тоже все было перекопано, узкая полоска земли тянулась вдоль складской стены компромиссом между нуждами пешеходов и потребностями коммунальных служб. Бетонное крыльцо склада, поперек тропки обрывающееся прямо в траншею, видимо, являло собой третью заинтересованную сторону.

Вадим забрался на ступеньку и, наверное, в своих поисках прошел бы дальше, но глаз зацепился за плеснувший под порывом ветра листок. На листке карандашом, с проколами от того, что бумагу держали на весу, было написано: "Открыто". А сантиметров

на тридцать выше обшарпанная табличка извещала, что склад тоже является частью улицы Грибоедова и имеет свой номер. Не одиннадцатый-в, — г или — я.

Тринадцатый.

Ну, вот, подумал Вадим и взялся за простенькую пластиковую ручку. Останется пятое фото. А дальше, Алька? Ты вернешься?

Внутри было пусто.

Пыльный бетонный пол, столбы, заведенные под крышу через равные промежутки, низкие лампы в кожухах на шнурах. Лампы светили строго вниз, желтые конусы света упирались в пол, а наверху угадывались перекрещивающиеся металлические фермы. Там копилась тьма.

Вадим без труда достал до лампы ладонью.

— Проходите сюда, — услышал он.

В коротком отростке склада обнаружился стол на ножке и коричневый кожаный диван. С дивана поднялся высокий, за два метра, человек в плаще и изобразил короткий пригласительный жест.

— Я не знаю, по адресу ли… — произнес Вадим.

— По адресу.

В голосе человека была спокойная уверенность. Он терпеливо дождался, пока Вадим подойдет. Из-за низких ламп лица его не было видно.

— Носитель, — протянул он узкую белую ладонь.

— Что? — спросил Вадим.

— Посредством чего вы узнали об этом адресе?

— На фотографии…

— Дайте.

Вадим достал снимок.

— Она немножко…

— Неважно. Давайте все, — высокий человек едва заметно, движением пальца указал на карман спецовки, где лежали остальные снимки.

— Там одна непонятная, я не понял…

Человек цокнул языком.

— Я разберусь.

Вадим сложил слипшиеся снимки в чужую ладонь.

Человек повернулся к нему боком, разместил фотографии на столе, над каждой подержал пальцы, словно грея. Несколько секунд было тихо, затем Вадим расслышал смешок.

— Пятая вам и не нужна.

— Почему?

Человек пропустил вопрос мимо ушей.

Одну за другой он разорвал фотографии пополам, потом умял их в ком и убрал в карман плаща.

— Десять дней.

— Что?

— Десять дней, — повторил человек, все также оставаясь лицом в тени. — Да или нет?

Вадим вздрогнул — в голосе проскользнула едва сдерживаемая ярость.

— Да.

Человек сказал мягче:

— Тогда звони.

И отодвинулся, открывая висящий на стене телефон.

— Кому? — спросил Вадим.

— Тебе лучше знать.

— Но я…

Вадим почувствовал неудовольствие человека и замолчал.

На телефоне не было ни кнопок, ни диска. Матовый черный прямоугольник со сглаженными углами. И трубка.

Звонить? Как звонить? Кому звонить? Разве у него есть кому звонить? Здесь наверняка не предоставляют связи с тем светом. Или предоставляют?

Он взял трубку, повертел, приложил к уху.

Квакали себе короткие гудки, квакали, и вдруг пошел длинный тон соединения. Ту-у-у…