Фотография на память
Шрифт:
Алька, это ты меня ведешь?
В офисе на Циолковского было шумно, пищал факс, стрекотал ксерокс, шелестели голоса: "Да, мы можем поставить…", "Белая "Газель" номер…", "Уверяю вас, есть, есть у нас эти сертификаты…"
Пока он шел к переговорной, его провожали глазами, прижимали руки к груди, делали похоронные лица. Хорошие все, в сущности, ребята. Только…
Смерть Альки — это его боль. И ничья больше.
Андрей Игоревич сидел на низком кожаном диване, застегнутый
— Садись, — показал он Вадиму на место рядом с собой.
— А где уральцы?
Андрей Игоревич вздернул руку с часами.
— Сейчас будут.
Кожаное сиденье скрипнуло под Вадимом.
— Я не в курсе последних изменений.
— Скидки и сроки. Скидки им нужны большие, а сроки поставок — маленькие. У них, видишь ли, сомнения.
Вадим стянул со стола экземпляр договора. Но читать не стал.
— Ты сам-то как? — повернулся к нему Андрей Игоревич. — Точно никуда не влез?
— Нет.
— Я просто знаю, у людей, бывает, крышу сносит. Им кажется, что жизнь кончилась, они и пускаются во все тяжкие. Или убивают себя. Я, честно, думал, как бы ты сам не того…
Вадим усмехнулся.
— Пройденный этап.
— Алька, конечно, была светлая девчонка… — Андрей Игоревич вздохнул. Лицо его отразилось в столешнице, серьезное, вспоминающее. — Фотоаппарат из рук не выпускала… Но жизнь, Вадим, вся состоит из смертей, увы. Пусть это и набор банальностей, но родные, знакомые, ровесники — все уходят…
— Не стоит, — сказал Вадим.
— Да. Извини.
— Я плохо простился с ней.
Он не хотел говорить этого. Не хотел говорить этого никому.
Но почему-то то, что бродило в нем семь мертвых дней, царапало и жгло душу, само выбрало время и место.
Андрей Игоревич стукнул ручкой о стекло.
— Это самое поганое, когда так. Ладно, — он встряхнулся, услышав стук в дверь, — давай уральцев встречать.
Вадим поднялся вслед за директором.
Уральцев, как и в прошлые переговоры, было двое. Генеральный и коммерческий. Оба мужики за сорок, семейные, в свитерах домашней вязки, оба плотные, основательные, простолицые, но с хитринкой в глазах. Генеральный был бородат.
Пожали руки. Расселись.
На одном диване Андрей Игоревич и Вадим, на другом, напротив, покупатели.
— Мы бы хотели уточнить, — сразу сказал бородач, — по ассортименту и срочности…
— Конечно! — оживился Андрей Игоревич. — Без ложной скромности, у нас широчайшие наработки и связи с производителями…
Он как бы случайно задел локтем Вадима, и тот кивнул:
— Да, кроме нас посредников не будет.
— У нас склад,
Андрей Игоревич говорил, листал контракт, отражения уральцев кивали и улыбались, обменивались плавными жестами…
Бог знает, с чего началась последняя ссора.
Алька, раздухарившись, могла крепко припечатать словцом. У нее было много друзей, чертова прорва друзей, она все время куда-то спешила, от одних к другим, от других — к третьим, кому-то все время помогала, одалживала, дарила и не спрашивала обратно.
Она и себя дарила, ни у кого ничего не спрашивая. Потому что так было нужно. Дождь, снег, чужие депрессии, глобальные проблемы, фотографии и выставки, концерты, плачущие подруги, шумные компании, подъезды и дворики, утренние туманы и вечерние набережные — всем этим она жила.
Вернее, во все это она привносила жизнь. Веселый вихрь, бесконечное движение, немолимую поступь добра.
А Вадим хотел жить только собой и Алькой. И все. Он вообще учился жить еще кем-то.
— Аля, — сказал он тогда, — я так не могу.
— Как?
Алька любила ерошить ему челку. Прислонялась, прижималась, губы бантиком, нос в щеку, и шкрябала коготками.
Вот и сейчас, когда он подбирал серьезные слова на глупый вопрос, прижалась:
— Как не может мой хомячок? Чего он не может?
Бровь царапнуло.
— Жить вот так! — задергал плечами он. — Алька, я почти тебя не вижу.
Алька отстранилась.
— А сейчас?
Ее серые глаза, слегка меняя цвет, посмотрели на него, непонятно, отстраненно, будто через объектив.
На ней был белый с синим плащик. Шляпа в руке. Сумочка и фотоаппарат через плечо.
— Ты же убегаешь уже, — сказал он.
— Ага. Мне нужно.
— А я?
— А ты взрослый уже, чтобы бояться оставаться в одиночестве.
— Прекрасно! — увернулся он от поцелуя. — Это что, пожелание?
— Это диагноз! — объявила Алька, выбегая в прихожую.
— Ну и вали! — бросил он ей в спину. — Хоть умри!
Хлопнула дверь. Резко потемнело за окнами.
Сколько он потом не звонил, все время было занято…
— Вадим!
Пальцы Андрея Игоревича поймали Вадима за плечо, и прошлое отпустило, ушло из головы, из глаз, оборачиваясь серо-зелеными стенами переговорной.
Выжидательно смотрели уральцы.
— Что? — выдохнул Вадим.
— Да Петр Евгеньевич все настаивает на дополнительной скидке, учитывая те объемы, которые они собираются у нас заказывать, — бросив выразительный взгляд, пояснил Андрей Игоревич. — И вообще они еще не решили окончательно, стоит ли размещать заказы именно у нас.