Фрагменты студенческой биографии
Шрифт:
– Сегодня обязательно встретишь!
– пообещала ей Женька и подняла свою рюмку.
– За счастливые встречи!
Все дружно чокнулись, выпили и, наскоро собравшись, побежали на улицу.
Минут десять, разгоряченные водкой и хорошим настроением, они бегали по спящему городу и недоумевали: почему на улицах никого нет. Лишь немного отрезвев и остыв, они заметили, что ледяной порывистый ветер сбивает их с ног, что воздух с трудом проникает в их заиндевевшие изнутри ноздри, - и догадались, что мороз, наверное, давно увеличился градусов до тридцати, если не больше... Все Пантелеймоны, Сережи и Саши, если только они не были пьяны и страшно одиноки, сидели
– Надо возвращаться в тепло, пока наше собственное тепло не вышло из нас окончательно!
– сказала Валька.
– Бежим обратно в общагу!
– Бежим!
– согласилась Танька, у которой зубы уже перестали попадать друг на друга.
– А как же Сережа и Саша? И Пантелеймоны?
– попыталась протестовать Женька.
– Поищем их в общежитии!
– заявила Валька.
– Бежим!
Но никто не побежал. Все трое одновременно заметили, как из темноты соседнего двора вынырнула и быстро двинулась им навстречу мужская фигура.
– Спрашивать будем одновременно, - сказала Танька.
– Пусть у наших мужей будут одинаковые имена.
– Гениально!
– восторженным шепотом произнесла Женька.
– Не возражаю, - улыбнулась Валька, и, когда мужик почти поравнялся с ними, все трое дружно выкрикнули:
– Как вас зовут?
Женька, правда, присовокупила к этому еще и "молодого человека", хотя мужик явно был уже не молод, а Танька - "мужчину" и "простите, пожалуйста", но, несмотря на возникшую разноголосицу, мужик вопрос понял.
– Никанор, - ответил он не особенно трезвым голосом.
– А вас как зовут?.. У меня, кстати, с собой бутылка портвейна. Может, погреемся где-нибудь?..
– Мы не пьём!
– выкрикнули девушки, на этот раз дружным хором, и со всех ног помчались к общежитию.
– Ну что ж, - сказала Валька, когда все трое ввалились в холл и под тяжелым взглядом вахтерши стали рыскать по карманам в поисках пропусков, - не самое редкое имя.
– Во всяком случае, - подхватила Женька, - Никаноры встречаются гораздо чаще Пантелеймонов!
– И гораздо чаще, чем Саши и Сережи, предлагают мне "погреться" где-нибудь, - вздохнула Танька.
– По-моему, еще чаще тебя пытаются согреть Василии, - улыбнулась Женька, вспомнив, что по Таньке давно уже сохнет их однокурсник Вася Плавкин.
– Кстати!
– встрепенулась Валька, словно вспомнив что-то очень важное.
– Нам сейчас обязательно надо будет зайти к Плавкину.
– Точно!
– кивнула Женька.
Танька сделала вид, что предложение очень ей не понравилось.
– Зачем - к Плавкину?
– пробурчала она, старательно хмуря брови.
– Повод есть, - объяснила Валька.
– Во-первых, - поддержала её Женька, - у Плавкина в холодильнике всегда пол-литра имеется...
– А во-вторых, - сказала Валька, - надо поинтересоваться, нет ли у него случайно каких-нибудь знакомых Никаноров. Хотя бы одного...
– и шепотом, Женьке на ухо, так, чтобы не расслышала Танька, добавила: - Но никак не больше двух!
ОБОРОТНИ – ЭТО ДЕЛО ЖИТЕЙСКОЕ
рассказ
…я хочу сообщить вам об
Вы, вероятно, не раз натыкались на слово «вервольф», обозначающее человека, который способен превращаться в волка. Так вот, за этим словом стоит реальное природное явление.
(...)
– А много у нас... оборотней? – зачем-то спросил Саша.
– Много...
В. Пелевин,
«Проблема верволка в средней полосе»
I
– Я вам, мужики, так скажу: я не трепло, никогда им не был и не буду. Если я что-нибудь говорю – значит, говорю правду. И это вам любая собака в нашем дворе подтвердить может... Спросите хотя бы Власовну из двадцатой квартиры! Не поленитесь, мужики, поднимитесь к ней на пятый этаж и, если она вам откроет, спросите: «Слышь, Власовна, ведьма старая, отвечай как на духу: Семён Фляжкин – врун или честный человек?» И она вам ответит, что Семён Фляжкин всю жизнь свою был честным человеком, и сейчас такой, а значит, и всегда таким будет... А Власовна, мужики, зря говорить не станет. Это такая баба!.. Ни телик, ни радио, ни газеты не нужны, если такая баба в вашем доме живёт! Она всегда всё про всех знает: и кто у кого червонец в долг взял и не отдал, и кто сколько зарабатывает и сколько жене отдаёт, и кто самогон варит и в каком количестве (и почём своим продаёт, а почём – посторонним), и кто с кем напился – где, когда, на чей счёт и до какого состояния... Не знаю, мужики, как ей это удаётся, – колдунья она, или на неё ФСБ работает, – но только она, ей-богу, всегда и всё про всех знает! Так что если уж она вам скажет, что Семён Фляжкин – честный человек, значит, так оно и есть на самом деле...
И вот я вам сейчас, значит, расскажу, какая со мной вчера история приключилась, а вы, конечно, начнёте сомневаться: мол, не могло такого быть, сказки ты, Семён, рассказываешь... Непременно начнёте. Потому как оно и вправду – трудно поверить в такие-то дела, если сам ничего своими глазами не видел и в «Вестях» о том по телику ни слова не сказали... Но только я, мужики, честное слово, – хоть нож мне к горлу приставьте, хоть пулемёт, хоть водки не налейте, – всё равно на своём стоять буду: было это! А стоять я на своём буду по той простой причине, что всё это и в самом деле было – не далее как вчера и притом лично со мной...
А было, мужики, вот что.
Вчера вечером, часов этак в одиннадцать – в начале двенадцатого, мы с Фролом зашли к Натахе в 62-ую (у неё самогон и крепче, чем у Алки, и воняет не так отвратно), взяли пол-литрочку, посидели, поболтали о том о сём – за домом, где брёвнышко в кустах лежит. Ну, вы знаете... Вот... А вечер, мужики, такой вчера, если помните, ласковый был, уютный: тишина вокруг, теплынь; ни мошкары тебе, ни комарья, значит, ни недоделков этих соплячьего возраста с магнитофонами да мотоциклами; тишь да гладь, да небо над головой, а в небе – звёздочки, словно бисеринки, сверкают; под ногами травка шелестит – мысли всякие приятные навевает. А в воздухе аромат какой-то плавает, прямо-таки неземной – хоть слюнями захлёбывайся! (Видать, Нинка с первого этажа опять пекла что-то для ублажателя своего нового, интеллигента этого.)