Фрагменты студенческой биографии
Шрифт:
– Что мне уже двадцать два... и давно пора... А я вот - одна... и не намечается...
– Сдвиг по фазе у тебя намечается, дура пьяная!
– с фальшивым возмущением произнесла Валька.
– Нашла о чем плакать! Двадцать два ей уже, видишь ли! На носу климакс и инвалидная коляска!..
– А мне уже почти двадцать три, - сказала Танька и вдруг тоже расплакалась.
– Я тоже хочу ребёночка. И мужа нормального... А на меня никто, кроме дурака Плавкина, и глядеть не хочет!..
– Да вы что, блин, сговорились?
– возмутилась Валька, на этот раз без всякой фальши.
– Выпили - совсем ничего, а они сопли по щекам размазывают, потому что, видите
– Сейчас тоже расплачусь...
И в этот момент Таньку осенило.
– Девочки!
– ахнула она, растерев по щекам слёзы и наполняя опустевшие рюмки.
– Сегодня же - Крещение!
– Мы в курсе, - буркнула Валька.
Женька заподозрила в Танькиной интонации какую-то спасительную идею и перестала плакать.
– На Крещение, - продолжала Танька, - принято гадать! Помните - "раз в крещенский вечерок..."
– Точно!
– оживилась Женька.
Валька поморщилась.
– Гадания - это суеверие, следствие недостатка ума и образованности, - изрекла она нравоучительно.
– Тебе, Татьяна, как истинной христианке, следует искоренить в своей душе это атавистическое наследие...
– А я верю в приметы!
– заявила Женька.
– И хочу гадать!
– Я тоже верю, - сказала Танька.
– И не просто так, между прочим! Вот послушайте, что я вам расскажу. Честное слово, это было на самом деле!..
– Ты встретила чёрную кошку, и через час тебя едва не переехал автобус?
– усмехнулась Валька.
Танька обиделась.
– Я же говорю: это было на самом деле. Со мной и моей подругой, Иркой Громовой. Можете смеяться, но я после того случая даже в чёрных кошек начала верить...
– А что было-то?
– спросила Женька.
Танька наморщила лоб, собираясь с мыслями.
– Знаете, - начала она, - есть такое поверье: на Крещение, ровно в полночь, надо выйти из дома и у первого встретившегося на пути мужика спросить, как его зовут...
– Точно так же будут звать и твоего мужа, - кивнула Женька.
– Знаю.
– А если мужиков на улице в полночь не окажется, придётся помереть старой девой, - вставила Валька, но Танька этот саркастический выпад решила проигнорировать.
– Так вот, - продолжала она.
– Три года назад, на Крещение, ровно в полночь, мы с Иркой Громовой вышли на улицу и пошли искать мужиков. Погода была отвратительная: мороз - градусов тридцать, метель... Вокруг, ясное дело, - ни души. Даже машин на трассе почти не было... Ходили мы по улицам, как две идиотки, минут сорок. Продрогли насквозь... И вдруг, наконец, видим - "запорожец" какой-то из двора выезжает. Ирка сразу как заорёт: "Мой!!" - и бегом к этому "запорожцу". А мне, если честно, уже не до мужиков было. Ну их на фиг, думаю. Пока какого-нибудь найдёшь - двустороннюю пневмонию поймаешь. Пусть, думаю, Ирка беседует со своим "запорожцем", а я пока погреюсь. И захожу в ближайший подъезд. А там - два мужика, сидят, водку пьют. Я даже рта открыть не успела - сами подскакивают: "Девушка! Давайте с вами познакомимся!" Думала, приставать начнут. Газовый баллончик в кармане нашарила... А они, оказалось, из дома вышли по тому же делу, что и мы с Иркой. Ну, я им представилась. И их имена узнала. Один - Саша, другой - Серёжа. Выпила я с ними полглотка - за знакомство, - и выскакиваю обратно во двор, к Ирке. "Запорожца" уже
– А в "запорожце", наверное, мужика не оказалось, - предположила Валька.
– Да нет, мужик в "запорожце" был. Но гадкий, как Паха Дятлов... Когда Ирка его "тормознула", он решил, что прибыльный клиент намечается. Ночь поздняя, погода страшная - за каждый километр можно запросто по сотне требовать... А тут вдруг выясняется, что Ирке никуда ехать не нужно, а хочется ей только узнать его имя. Ну, мужик с досады и ляпнул, что зовут его Пантелеймоном... да еще и Сигизмундовичем.
Валька расхохоталась.
Женька вздохнула и закурила новую сигарету.
– Ну вот, - продолжала Танька, - стоит, значит, Ирка на дороге и плачет. "Где же я, - говорит, - найду себе Пантелеймона? В наше время так никого не называют". Я, конечно, попыталась её утешить, - но без толку. Она потом ещё чуть не целую неделю ходила с убитым видом... А месяца через два, может - чуть больше, хотите верьте, хотите нет...
– Неужели встретила Пантелеймона?
– ахнула Женька.
– И неужели - Сигизмундовича?
– с издёвкой всплеснула руками Валька.
– Не Сигизмундовича, но Пантелеймона. Представьте себе!
– Танька так гордо вздёрнула носик, словно это не Ирке, а ей посчастливилось встретить Пантелеймона.
– И встретила, и замуж за него вышла. И до сих пор счастлива. Живёт с ним недалеко от Сочи. Причём в двух шагах от пляжа. Причём в такой хоромине, какая нам и не снилась... И растит двух девочек. Одной уже два годика, второй - три месяца... У меня, кстати, фотографии есть. Могу показать.
– Ой, покажи, конечно!
– попросила Женька.
Валька на фотографии смотреть отказалась. Она выпила рюмку водки и с тоской посмотрела на стол с облупившейся столешницей и двумя распиленными пополам лыжными палками вместо ножек, на Танькину "парадную" скатерть с цветочками по углам и с отпечатком утюга посередине, на остатки "пиршества", на ржавый скелет батареи под треснувшим подоконником... Вспомнила кривоногий столик в своей комнате, свою "парадную" скатерть, прожженную сигаретным пеплом и застиранную до дыр, свою некрашеную батарею и треснувший подоконник, свои выцветшие обои, изгибающиеся под серым потолком бледными, на долгие годы оцепеневшими волнами... Потом перевела взгляд на свою пустую рюмку - и тихо заплакала.
– Ну вот, теперь ты будешь слёзы лить!
– Женька изо всех сил пыталась казаться весёлой, но в её взгляде отчётливо проступала растерянность: нечасто ей доводилось видеть свою "сильную" подругу плачущей.
– Не буду, - отозвалась Валька и, через силу улыбнувшись, разлила по рюмкам остатки водки.
Женька тотчас успокоилась.
– По последней - и бежим на улицу искать Пантелеймонов!
– предложила она.
– Уже почти полночь!
– Кто - Пантелеймонов, а кто - Сашу с Сережей!
– рассмеялась Танька.
– Я ведь ни Сашу, ни Сережу так за три года и не встретила...