Французская жена

Берсенева Анна

– Делайте все, что считаете нужным, – сказала Мария. – Я думаю, вы лучше нас во всем разберетесь.

Она отвела старушку в комнату, усадила на диван.

– Я, Машенька, все же не рассчитала свои силы, – пробормотала Кира Алексеевна. – Лучше бы мне подремать… Когда, он сказал, закончит работу?

– Феликс ничего об этом не сказал. – Мария сняла плед со спинки кресла. – Давайте я помогу вам прилечь, Кира Алексеевна? Не беспокойтесь, я все выясню. Вы договорились об оплате?

– Да-да, – кивнула старушка. – Но он сказал, что аванс не нужен, и я заплачу, когда все

будет готово. Узнай, пожалуйста, когда это будет… Извини, я обременила тебя…

Силы оставили ее как-то разом, будто воздух вышел из надувного шарика. И уснула она мгновенно, в ту самую минуту, как ее голова коснулась думочки, лежащей на диване.

Мария укрыла старушку пледом и вышла из комнаты.

– Феликс, может быть, вы выпьете хотя бы кофе? – спросила она, входя в кухню.

Вряд ли он услышал ее вопрос. Он сидел на корточках перед комодом и что-то сосредоточенно разглядывал на фасаде нижнего ящика. Потом резко распрямился и сказал:

– Придется с собой забрать. Его лаком надо покрыть, а старушка запаха не выдержит.

Все-таки обращал он, значит, внимание на не относящиеся непосредственно к комоду явления. Вот, на старушкино удобство хотя бы.

– Вам нужно помочь? – спросила Мария.

Он посмотрел с недоумением. Впрочем, оно сразу же сменилось в его глазах другим каким-то выражением.

– Нет, не нужно, – с этим непонятным выражением, но уже не в глазах только, а и в голосе тоже, ответил он.

– Вас что-то удивляет? – проговорила Мария.

Когда он вот так смотрел, так внимательно и непонятно, она чувствовала какую-то странную робость перед ним. Но причина собственной робости была совершенно необъяснима для нее.

– Да. – Он наконец улыбнулся.

– Но что же?

– То, что вы предлагаете мне помощь.

– Но это же естественно!

– Ничего не естественно. Вы нежная женщина – и предлагаете помочь мне перенести комод.

– Да, правда! – засмеялась Мария. – Конечно же, это смешно.

Только теперь она поняла, как комично прозвучал ее вопрос. Здесь, в тесной кухоньке, она стояла почти вплотную к Феликсу, и было видно, что ее макушка едва достает ему до плеча.

Она подняла глаза. В его встречном взгляде было что-то вроде радости. До сих пор ей казалось, что способность радоваться, во всяком случае, сколько-нибудь открыто, ему совсем не присуща.

Впрочем, до сих пор – это ведь означало всего одну встречу с ним. И почему он вдруг назвал ее нежной женщиной? Это было как-то необычно, никто ее так не называл.

– Я за Полем схожу. Он поможет комод вынести, – сказал Феликс.

– Вы на машине? – спросила Мария.

– Да.

Пока Феликс ходил за консьержем, пока вместе с ним выносил комод из кухни на лестницу, Мария собирала свои вещи.

Она заглянула в спальню – может, надо разбудить Нину и мальчика? Но те спали так сладко, что Мария не стала этого делать.

Она услышала, как захлопнулась дверь. Стало тихо. Из-за кромешной тишины, воцарившейся в маленькой квартирке, ей стало грустно и захотелось поскорее уйти тоже. Кстати, она вспомнила, что так и не выяснила, когда будет готов комод, а ведь обещала Кире Алексеевне.

Феликса

она увидела уже на бульваре. Он садился в машину, которая показалась Марии допотопной. Впрочем, была она, как видно, вместительной: массивного комода не было заметно, значит, он полностью уместился в багажник.

– Феликс, подождите! – окликнула Мария. – Ведь я не узнала, скоро ли вы сможете закончить эту работу. Дело в том, – добавила она, подходя к нему и словно бы оправдываясь за свое неуместное любопытство, – что Кира Алексеевна нуждается в деньгах, потому и продает этот комод, и ей, конечно, хотелось бы поскорее.

– Через три дня привезу, – сказал он. – Как только лак высохнет. – И спросил неожиданно: – Я отвезу вас домой?

– Но совсем не обязательно, – смутилась Мария. Она терпеть не могла обременять кого-либо собою. – Я вызову такси.

– Незачем. Я живу в трех улицах от вас. Садитесь.

В машине пахло крепким горьковатым табаком и почему-то металлом. Это странное сочетание показалось Марии приятным.

– Я инструменты здесь держу, потому металлом пахнет, – сказал Феликс.

Он ответил на вопрос, который она не успела задать. Мария еще при первой встрече заметила, что он каким-то удивительным образом знает, о чем она хотела бы спросить. Впрочем, почему же удивительным образом? Просто она слишком незамысловата, по-видимому, вот и нетрудно догадаться.

Машина ехала по бульвару Батиньоль. Утренний послерождественский Париж был пустынен и странен. Мария поняла вдруг, что впервые в жизни едет по городу в такое утро.

– Это совсем ново для меня, – сказала она.

И сразу спохватилась, что говорит не вполне ясно. В этой просторной старой машине, в горьковатом ее нутре, в обществе этого непонятного мужчины она чувствовала себя как в одиночестве. Это было самое естественное для нее состояние, потому что она привыкла жить в одиночестве, но все же, конечно, следовало бы изъясняться разумнее.

– Утро после Рождества я всегда проводила дома, – пояснила Мария. – И сегодня впервые в жизни оказалась в это время на городских улицах.

– Вы чувствуете себя неуютно? – спросил Феликс.

Его глаза поблескивали в темноте зимнего Парижа.

– Нет, – ответила Мария. – Но уютно было бы тоже неправильным словом. Я чувствую себя странно. Как будто мой мир немножко сместился – вот так будет точно сказать. – Она покачала головой и добавила: – Но я замечаю, что снова стала говорить по-русски неправильно.

– Все правильно. А смещение оттого, что ночь не спали, – сказал Феликс. – Что должно было вам присниться – присниться не успело. Вот оно теперь в явь и пробирается. Это просто сонные фантомы, – добавил он, Марии показалось, успокаивающим тоном.

– Вы очень необычно сказали, – улыбнулась она.

– Сейчас домой вернетесь и отдохнете.

– Вообще-то я не устала, – сказала Мария. – Мальчик, к нашему удивлению, быстро отправился спать, сразу после двенадцати, и мы очень тихо сидели с Кирой Алексеевной. Вы хотите что-то спросить, Феликс. Но не решаетесь, – заметила она. – Спросите, пожалуйста, меня нисколько не смутит любой ваш вопрос.