Фрау Маман

Блэр Лия

Звук подъехавшего автомобиля пустил сердце Миры в галоп. Узнала бы его среди тысячи, как ей казалось. Поддавшись минутному порыву, не заботясь о том, что за дверью сарая могут быть посторонние, она соскользнула со скирды и вышла на улицу. В чем легла — в том и вышла: футболка растянутая, съехавшая с одного плеча, да любимые «недельки» в альтернативу злостной синтетике. Прикрывшись ладонью от яркого света фар, бивших на нее, застыла, как заяц на дороге. Послышался хлопок закрывающейся дверцы, и в свете замелькал знакомый до боли силуэт.

— Слава, —

выдохнул Костя, обнимая ее всем собой, крепко, до хруста костей, прижавшись скулой к виску. — Что же ты со мной делаешь?

— Я… — начала Мира говорить, но все слова потерялись, остались только желания и оголившееся страдание вперемешку с абсурдным чувством счастья.

— Славочка… Слава… — шептал он как мантру, будто боялся потерять самое важное в жизни.

— Я скучала, — не выдержала она и всхлипнула, обнимая его в ответ.

— И я скучал, милая моя… Очень. Подожди пару минут, а лучше давай-ка обратно зайди, я припаркую машину и вернусь, — говорил, а сам все еще не отпускал ее ни на миллиметр от себя. — Черт, и ты опять без штанов, Слава…

Подтолкнув Миру к двери сарая, Горин припарковал автомобиль ближе к забору, чтоб не бросался в глаза, зачем-то сбегал до колонки и, как обещал, вернулся. Глядя на него сверху вниз, сидя на коленях, Мира чувствовала себя запертой в башне принцессой, которую вот-вот спасет прекрасный принц. Не отрывая взгляда, Костя забрался к ней и стянул с себя рубашку через голову, опрокидывая зависшую Миру на спину.

— Костя, ты чего? — она так привыкла к табу в отношении него, что боялась даже предположить что-то подобное… Они же не в другой Галактике, в конце концов.

— Молчи, — приказал он, глядя бездонными глазами в свете тусклой боковой лампы, что висела над входом. Ее Мира всегда оставляла включенной, когда ночевала одна.

Обнаженной она оказалась моментально и, отчего-то вдруг смутившись, прикрыла себя руками, отводя глаза в сторону, боясь, что сейчас он вновь попросит остановиться.

— Не закрывайся от меня, — Костя говорил с хрипотцой, отводя ее руки за голову, очерчивая своими ладонями все изгибы девичьего тела, изучая, восхищаясь, чувствуя ее дрожь под собой. — Ты прекрасна, Слава…

Обрушился словно неуправляемая стихия, без возможности спрятаться от рук и губ, но она и не пыталась, наоборот, отвечала со всем своим необузданным, давно томившимся желанием. Позволяла целовать всю себя. Разрешала все, боясь только, что он исчезнет, растворится в ночи будто сон. Искушенный любовными похождениями Горин знал, как заставить гореть, довериться, раскрыться абсолютно, отдаться ему полностью, без остатка. Мира сжимала его до ноющих пальцев, тыкалась в шею, грудь, искала рот, словно слепой котенок, шептала постоянно его имя. Поднималась туда, где нет гравитации, готовая превратиться в искры фейерверка, но он не давал. Сбивал. Останавливал. Держал на грани.

— Не сейчас, моя девочка, — шептал он с наслаждением садиста, довольный тем, что видел. — Ты еще недостаточно мокрая…

И вновь начинал все сначала,

теперь от каждого касания все тело Миры напрягалось, как натянутая струна, что готова порваться. Хватало легкого дыхания у чувственных мест, чтоб сгореть дотла. Теряясь в ощущениях, она удерживала его руку, запрещая останавливаться, но он стал неумолим в своих играх. Стоило ей опустить свою руку туда, где в одно касание могла получить долгожданную разрядку, как он пресекал, удерживал, запрещал. Грубо, но это распаляло еще больше.

— Костя… умоляю… — почти скулила Мира, готовая расплакаться.

— О чем ты умоляешь? — не сдавался он, прикусывая ее нижнюю губу и тут же лаская.

— Хочу тебя… Сейчас…

— Знаю, — усмехнулся он.

— И боюсь… — тут же призналась Мирослава, зная, что не отступит.

— Больно не будет, — прошептал он, кусая за мочку уха, пристраиваясь между ее ног. — Обещаю.

Не обманул. Вернее, сдержал обещание наполовину. Погрузившись в нее до основания плавным, но уверенным движением, он остановился, едва сдерживая себя, напряженный каждой клеточкой собственного тела. Больно ей не было, скорее некомфортно, и то лишь на пару секунд. Давая Мире привыкнуть к нему и осознать произошедшее, Костя целовал бережно, и вместе с тем, жгуче.

— Ты моя… Теперь ты моя, Слава, — прошептал ей в губы и начал двигаться, наращивая темп, задавая ритм, выходя совсем и заполняя полностью, дразня полумерами и разрешая вкушать всецело, с приятной болью.

Слова обострили восприятие запредельно, швырнув ее к звездам с первыми толчками. Нет, она обернулась одной из них в стихийной вспышке, прошедшей судорогами по всему телу, выгибающими в дугу, вырывающими спонтанный крик и слезы. Идеальная нирвана, где опустошенный сосуд принимает чистую энергию Вселенной.

— Такая громкая… Ты сводишь меня с ума, — отпустив себя, Костя последовал за ней с приглушенным стоном, полурыком, вскинув голову и следом зарываясь лицом в ее шею, сжимая крепче, неконтролируемо.

— Костя, я люблю тебя, — едва их дыхание восстановилось, сказала Мира и зажмурилась, продолжая гладить его шею, плечи, перебирать волосы на затылке.

— Слава…

— Молчи, — она прижала его к себе сильно, говоря всем телом, что не готова слышать продолжение. Нет, она не глупая, все понимает, особенно когда он начинает говорить, произнося ее имя. — Пожалуйста, молчи. Не говори ничего. Просто… давай помолчим.

— Хорошо, — скатившись на бок, он прижал ее к себе, целуя в макушку. Расслаблено, спокойно.

— Как прошла встреча с врачом? — через короткое время спросила Мира, вычерчивая пальцами на его груди и животе неведомые символы. Прикусила язык она, только когда вспомнила, что разговор проходил за закрытыми дверями, вообще-то.

— Ты же хотела помолчать, — приглушенно засмеялся Костя.

— Можешь не отвечать, — вздохнула она и приластилась щекой к его ключице.

— Отлично прошла встреча, — ответил он, проведя теплой ладонью по ее предплечью.