Фредерика
Шрифт:
— Я почти незнаком с ним, так что не могу ничего вам сказать. Если бы я был на его месте, то очень скоро удушил бы ее или стал искать утешения на стороне! Нет ничего хуже, чем иметь пустоголовую жену.
— Она не такая! И сэр Марк не стал бы развлекаться на стороне, у него безупречная репутация!
— Ах, вот оно что? Впрочем, я так и думал, что он зануда, — ответил лорд.
— Если человек уважаемый, это не значит, что он зануда! — возразила она.
— Не значит, но чаще всего именно так и бывает!
— Я слышала, что в молодости сэр Марк пережил сильное разочарование и с тех пор не взглянул ни на одну женщину, — холодно произнесла Фредерика.
— Бога ради, не продолжайте! — с отвращением воскликнул лорд. — Я не перенесу этого!
— Мне кажется, — сказала Фредерика, враждебно глядя на него, — что у вас совершенно нет чувства сострадания.
— Вы
— Но здесь нечем гордиться.
— А я и не горжусь! Скажите, Фредерика, вас действительно восхищает такая сентиментальная чепуха?
— Видите ли, — ответила она, — искренние чувства и уважение к ним всегда вызывают восхищение.
— Вздор! — отозвался он. — В жизни так не бывает, дитя мое. Я-то уж знаю.
— Но во всяком случае, так должно быть, — защищалась она.
— Вот это уже ближе к правде, — согласился он. — А то я начал подозревать, что вы сами неравнодушны к этому образцу добродетели, а он совсем не для вас, поверьте мне!
— Охотно верю! — ответила она, смеясь. — К тому же я не собираюсь перебегать дорогу Черис! Даже если бы и могла.
— А я думаю, что вы еще и не на такое способны, — сказал он.
— Неужели? Тогда у вас в голове еще большая неразбериха, чем у меня! — внушительно произнесла она.
Глава 14
Ко всеобщему удивлению и смущению некоторых маркиз, чья капризная память все же удержала кое-какую информацию, оброненную Фредерикой, появился на Уимпол-стрит в первое же воскресенье. Памятуя также о том, что эти собрания были представлены ею как домашние, он и одет был соответственно: в синем, прекрасно сшитом сюртуке, полосатом жилете, бледно-желтых обтягивающих панталонах и высоких сапогах с кисточками, начищение которых до невероятного блеска было главной обязанностью его лакея. Его племянник, лорд Бакстед, был корректно затянут в белый жилет, черные панталоны и обычный вечерний костюм, а двое юных джентльменов были при кружевных манжетах, высоких крахмальных воротничках, подпиравших им скулы, внушительных размеров галстуках и при множестве цепочек, медальонов и колец. Эти подающие большие надежды денди потратили достаточно времени и труда на туалеты и до самого появления в комнате маркиза были весьма довольны результатами своих стараний. Но когда высокая складная фигура возникла на пороге, их обуяли жуткие сомнения. Лорд, широкий в плечах не нуждался в ватных подкладках на своих сюртуках, а также ему ни к чему было затягиваться в талии. Воротничок был средней высоты, а галстук повязан изящно, но скромно; украшения его составляли только цепочка для часов да золотой перстень-печатка; и, несомненно, среди присутствующих он оказался самым элегантным мужчиной. В тот момент в комнате шла довольно оживленная беседа, но когда Баддль звучно объявил о его приходе, воцарилось изумленное молчание, прерванное Феликсом, который вскочил со словами:
— Да неужели! Кузен Алверсток! Приветствую вас, сэр! Я так рад, что вы пришли! Я так вам благодарен! Мистер Тревор сказал, что вы договорились обо всем, как я и думал, и что мы идем на новый Монетный двор на этой неделе! Может быть, вы все-таки тоже пойдете?
Его друга мистера Дарси Мортона поразило мягкое выражение, так редко появлявшееся на лице маркиза, когда он отвечал на приветствие мальчика. Затем навстречу ему встала Фредерика, протянула руку, и он, оторвав взгляд от восторженного Феликса, поднял глаза на нее и улыбнулся так, что это повергло Мортона в шок. Это была не одна из тех улыбочек, которыми лорд заманивал во время своих интрижек, в ней были теплота и что-то затаенное. «Мой Бог! — мысленно воскликнул Мортон. — Нечто есть в этом взгляде!»
Между тем Фредерика, обменявшись рукопожатием с нежданным гостем, вежливо произнесла:
— Рада вас видеть! — и, понизив голос, спросила: — Интересно, что могло привести вас сюда, кузен?
— Чувство долга! — И добавил шутливо: — А вдруг вы окажетесь в дурной компании!
Она задохнулась от возмущения, но сдержала себя и, бросив на него красноречивый взгляд, повернулась с приветливой улыбкой и со словами:
— Думаю, кузен, с большинством из наших гостей вы уже знакомы, но должна вас представить мисс Апкотт и мисс Пензби.
Она подождала, пока он раскланялся с девицами, и затем представила ему двух ретивых ревнителей моды. Он приветствовал их легким поклоном и, по достоинству оценив их великолепие, одарил слегка изумленной улыбкой перед тем, как обратить внимание на остальных гостей. Кроме Дарси Мортона и скромного человечка, в котором он узнал сэра Марка Лайнхема, в комнате
Он оставался недолго и не принимал участия в шумных играх, затеянных молодыми людьми, а большей частью посвятил время беседе с мисс Уиншем. Он не обращал особого внимания на своих молодых родственников и никакого — на двух юных денди; но, покидая дом, он мог сделать некоторые выводы. Эндимион был без ума от Черис; Бакстед, кажется, старался привлечь к себе внимание Фредерики; Чарльз Тревор, при всей своей осторожности, не мог скрыть от многоопытных глаз признаки своей влюбленности. Было совершенно очевидно, что на его чувства отвечали взаимностью, и также очевидно было, что он боялся, как бы его благородный хозяин не пресек их в самом начале. Так же, судя по озабоченному лицу, чувствовал себя и Эндимион. Беспокойство Бакстеда, скорее всего, вызывалось опасением, что Алверсток может выдать его матери: он был сам себе хозяин и (надо отдать должное юному гордецу) никогда не стремился завоевать благосклонность своего дядюшки. Но ни ему, ни Эндимиону не следовало волноваться: лорда мало интересовало будущее его наследника и совсем не интересовало оное его племянника. Из всех них его беспокоил только его секретарь; не желая вмешиваться в его личные дела, он тем не менее не одобрял его интереса к мисс Даунтри. Этот альянс казался ему неудачным. Чарльз был молодым человеком из общества, но без состояния, его целью была политическая карьера, а женитьба на девушке со скромным приданым и без связей вряд ли принесла бы ему успех на этом поприще. Беседуя с мисс Уиншем, он из-под томных век наблюдал за Хлоей. Довольно хорошенькая, бесстрастно отмечал он, но совсем еще неопытна. Она легко краснела, что выдавало ее юность и влюбленность, но задумчивое выражение лица и легкая грусть странным образом трогали сердце. Лорд понимал, что могло привлечь в ней Чарльза, этого вдумчивого юношу. Что ж, если безрассудное увлечение окажется настоящим, придется помочь ему.
Не имея богатой и влиятельной супруги, он будет нуждаться в покровителе: кто-то должен поддержать его в самом начале, не материально (это Чарльз, без сомнения, отвергнет), но устройством на службу в правительственные круги, где его усердие и талант завоюют признание и обеспечат продвижение по службе. Это не сложно. Сложно будет найти другого секретаря, которым он был бы так же доволен. Но дело не казалось ему таким уж срочным: он подозревал, что Хлоя — первое серьезное увлечение Чарльза, уверен был в том же относительно нее; так что, возможно, эта история закончится ничем.
Труднее было понять, предпочитает ли Черис Эндимиона другим своим поклонникам или нет. Она казалась мила со всеми, и если ее глаза задерживались на нем с интересом, в этом не было ничего удивительного: он ведь такой красавец, этот Эндимион.
Что касается добродетельного кандидата Фредерики в женихи для своей сестры, лорд, которого раздражали меланхоличные романтики, нашел его действительно слишком сентиментальным и, кажется, имевшим намерение просить руки Черис не больше, чем если бы она была статуей. Он не делал попыток привлечь ее внимание и был вполне доволен тем, что мог сидеть и задумчиво смотреть на нее со слабой улыбкой на губах, которая показалась бессмысленной. Он не принимал участия в игре, а продолжал неподвижно сидеть, предаваясь созерцанию, когда Алверсток, оставив мисс Уиншем, направился к нему и спросил с усмешкой, в которой сквозило неодобрение: