Френдзона
Шрифт:
– Тогда как ты вообще смог полюбить игру?
– шепчу я.
Его рука сжимает мою.
– Не знаю. Но я люблю футбол. Потому что когда нахожусь на поле, выкладываясь на полную, я забываю о них. Это моя игра, и я владею ей. Я не знаю... Это контроль в жизни, полной хаоса. Та же история с математикой. Есть правила, границы, числа. Все работает в системе. Победы завоевываются за счет точности. Это доставляет мне радость. Думаешь, это странно?
Он смотрит на меня, его глаза полны беспокойства.
– Нет. Я понимаю. Я так же сильно стараюсь держаться
Он кивает, однако отпускает мою руку, хватаясь за руль.
– Я ненавижу братьев. Всегда ненавидел. И отца тоже ненавижу за то, что позволял им делать это со мной, намеренно или просто игнорируя происходящее.
– А твоя мать?
– мне не следует об этом спрашивать, но я не могу сдержаться.
– Она знала?
Его лицо белеет, как и костяшки пальцев.
– Я никогда не говорил ей, - прерывистое дыхание срывается с его уст.
– Потому что если бы сказал, и она...
– он смотрит в окно.
– Что, если бы она не остановила их?
Слабый кивок служит вместо его ответа.
Боже, как же мне хочется его обнять. Но я не двигаюсь, не знаю, сможет ли он справиться с этим прямо сейчас.
– Чувствую себя дерьмово, думая об этом. Потому что моя мать была для меня особенной. Доброй, внимательной, терпеливой, - он фыркает.
– Я не представляю, что она на хрен нашла в моем отце. Они познакомились на какой-то вечеринке в колледже. Он был главным тренером, а она норвежской студенткой по обмену, как раз оканчивающей аспирантуру. Мама всегда говорила, что папа ее очаровал, и она последовала бы за ним куда угодно.
Грей качает головой, кривясь от отвращения.
– Однако, когда она заболела, то именно я должен был присматривать за ней. Папа не мог с этим справиться. А братья не хотели. Они ненавидели меня еще и из-за мамы, - шепчет он.
– Я был ее любимчиком. Ее малышом.
Я задумываюсь о подростковом возрасте Грея, вынужденного ухаживать за умирающей матерью и не получающего поддержи от остальных членов семьи.
– Спорю, ты был первоклассной сиделкой, - говорю я нежно.
Он снова фыркает и прислоняется спиной к креслу, бросая взгляд на потолок.
– Я оставил ее умирать в одиночестве.
Дождь стучит по капоту грузовика, и музыка тихо играет из динамиков.
– Что ты имеешь в виду?
– наконец-то спрашиваю я.
– Она умерла в одиночестве, - он закрывает глаза.
– Я оставил ее.
– То есть, она умерла, когда тебя не было рядом? Грей, так случается иногда...
– Нет, я сделал это нарочно, - он зажмуривает глаза.
– Моя мама... Мы оба знали, что смерть близко. Что она вот-вот с ней встретится. В ту субботу была игра за звание чемпиона. Я не пошел бы на нее ни за что. Но она взяла меня за руку и сказала, что я должен пойти. Ради нее. Это...
– он напряженно сглатывает, и его кадык вздрагивает.
– Я знал, почему она так говорит. Знал, что она не хотела, чтобы я видел ее смерть. Ей было бы
Он прижимает руку к глазам.
– Я не смог это сделать, Мак. Я выбежал из комнаты, словно трус. Пошел на игру, как настоящий слабак. Потому что не мог видеть, как она уходит.
Я больше не в силах сдерживаться. Перегибаюсь через консоль и обнимаю его, притягивая ближе. Он наклоняется, вздрагивая. Его лицо утыкается в мои волосы, и парень прерывисто вздыхает.
– Мой отец офигеть как ненавидел меня за это. Я должен был присматривать за ней.
– Нет, это он обязан был быть с ней рядом, - говорю я, едва сдерживая гнев.
– Она была его женой.
Грей мотает головой.
– Я должен был быть сильнее их.
– Ты и так самый сильный мужчина из всех, кого я знаю, - я целую его в макушку, щеки, везде, куда могу дотянуться, не выпуская его из объятий.
– К тому же, ты поступил, как она того хотела. Даже не думай так о себе.
Но Грей просто дрожит, словно не в силах оставить все это в прошлом. Я снова сажусь на свое место, притягивая его к себе так, что он ложится на консоль и мои колени.
Его размеры позволяют это сделать. Но вздыхает Грей так, будто это самое удобное в мире место. Слегка улыбаясь, я провожу пальцами по его волосам. Они такие густые и шелковистые.
– Боже, как же приятно, - говорит он, вздыхая. И в следующую секунду его рука оборачивается вокруг моих коленей, крепко обнимая их.
– Айви, прости, что втянул тебя в это.
– Перестань, - я кладу ладонь на его щеку, позволяя своему теплу согревать его тело.
– Я сама попросила рассказать мне об этом. Я же твоя девушка, верно?
– Черт, да, - его захват становится еще крепче, как будто он боится, что в любой момент я могу сбежать.
– И ты об этом не забыла.
– Никогда. Это именно то, что делают девушки, ты же знаешь.
Его щека вздрагивает под моей ладонью, когда Грей слабо улыбается, а в уголках его голубых глаз появляются морщинки. Его ресницы нереально пушистые и длинные, у основания золотистые, но ближе к кончикам темнее.
– Я не отпущу тебя, Айви Мак. Говорю на случай, если вдруг это еще не стало для тебя очевидным фактом.
Тепло разгорается внутри моей груди.
И когда он закрывает глаза, довольно, но все еще грустно, вздыхая, я тянусь и выключаю свет в салоне авто. Кабина погружается в тьму, и Грей еще немного расслабляется.
Я продолжаю поглаживать его волосы. А его тело становится все тяжелее и теплее.
– Моя мама обычно так делала. Проводила пальцами по моим волосам, когда я был расстроен, - он снова вздрагивает, прерывисто вдыхая.
– Я скучаю по ней, Мак, - его голос надломлен, и это разбивает мне сердце.
Я легонько провожу большим пальцем по его виску.
– Я знаю, Кексик. И мне жаль.
Он не произносит больше ни слова, просто лежит с закрытыми глазами, так и не отпуская меня. А я глажу его по волосам, пока вторая рука покоится на его твердых бугристым мышцах бицепса.