Фрэнк на вершине горы
Шрифт:
За дверью стояли Одри и Джеймс. Подростки! Самые опасные существа во вселенной.
— Эм, — сказал Джеймс неуверенно.
— Да, — подхватила Одри, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Полнолуние надвигается, не так ли?
— Так, — осторожно подтвердила Дебора, преисполнившись нехорошими предчувствиями.
— А как у вас насчет ночного зрения? — выпалил Джеймс.
— Что, прости?
— Ну, мы подумали, что вдруг оно появляется.
Она окинула их самым высокомерным взглядом, на который была способна.
— Возможно.
— О.
Они уставились
— Может, — застенчиво предложила Одри, — вы бы хотели провести ночь, подглядывая за альпаками?
***
Фрэнк видел звезды, хотя над ними был всего лишь потолок. Мир все еще кружился, а дыхание постепенно успокаивалось. Спальню освещал торшер, дающий довольно мягкий, чуть оранжевый свет, пропущенный через ткань абажура. Из-за этого кожа Тэссы казалась темнее, а легкая, чуть опьяненная улыбка терялась в тенях.
Фрэнку нравилась она такой — удовлетворенной и, возможно, немного счастливой. В игре полутонов и неуловимых намеков, Тэсса становилась реальностью, которую можно попробовать удержать в руках.
Послышался шорох бумаги, скрип карандаша, задумчивый вздох, и они оба посмотрели на Холли, нервно перечеркивающего все, что было нарисовано прежде.
— Не то, — раздраженно сказал он и отбросил от себя карандаш. Он сидел на полу, скрестив ноги, со своим блокнотом для набросков, которому изрядно досталось. Вокруг Холли белыми смятыми шариками разлетелись скомканные эскизы.
Тэсса встала, невысокая, тонкая, обнаженная. Она подняла один скомканный шарик и расправила его.
— Что это? Женщина с крыльями или птица с женской головой?
— Я думаю, это мой страх, — ответил Холли расстроенно. — Кажется, мне нельзя рисовать, пока я так напуган. Вы же знаете, что иногда мои картины начинают жить собственной жизнью.
— Это вроде символизма? — задумался Фрэнк. — Вдруг у Тэссы отрастут крылья и она улетит на свободу? Твое подсознание такое прямолинейное, Холли.
Тэсса опустилась на пол за его спиной, потянула Холли назад, положив ладони на его плечи, и он покорно откинулся на ее грудь.
Фрэнк смотрел на них, не двигаясь. Холли редко нуждался в прикосновениях, он был словно неласковая кошка — всегда под ногами, но попробуй погладь. Но иногда на него находило: меланхолия или неуверенность, или уязвимость, или еще что-то такое, человеческое, и тогда ему необходима была Тэсса, ее объятия и поцелуи. Фрэнка сердило, что Тэссе то и дело приходилось подстраиваться под чужое настроение, угадывать, тот ли этот момент или сейчас лучше оставить Холли в покое. Время от времени она промахивалась, и тогда он ощетинивался и замыкался в себе, или начинал бурно страдать, но в последнее время такое становилось все реже. Они прорастали друг в друга на каком-то ином, эмоциональном уровне, на диапазоне, недоступном для Фрэнка.
Лучше бы они занимались сексом, порой думал он, возможно, когда-нибудь и начнут, уже совсем близко. Это было бы куда понятнее и проще — физика и механика, доступное
— Эй, Фрэнки, — устало позвал Холли, — ты должен знать: если Тэсса нас бросит, я останусь с тобой.
— И за что мне такое наказание? — скептически уточнил Фрэнк.
— Давай смотреть правде в лицо: ни ты, ни я не покинем Нью-Ньюлин даже ради того, чтобы сопровождать Тэссу… ну, куда там ее орден намерен отправить.
Фрэнк поморщился от этой предательской очевидности. Он был готов умереть за Тэссу, хоть сию секунду, но не был готов убивать за нее. Возвращение в большой мир грозило ему бесчисленными конфликтами, которые то и дело перетекали бы в драки, а он зачем-то научился драться профессионально. Рано или поздно все это закончилось бы очередным тюремным сроком, не так ли?
Если говорить о Холли, то этот чудак вбил себе в голову, что именно в Нью-Ньюлине его творчество достигло своего расцвета, и теперь его тут удерживало нечто вроде суеверия: а вдруг все изменится, стоит пренебречь географией?
По мнению Фрэнка, это была невероятная глупость, гений Холли заключался внутри него самого, располагался прямо в черепушке или в сердце, или где-то там, но попробуйте-ка переубедите чокнутого художника.
— Послушайте, — сказала Тэсса, — вы преувеличиваете масштаб трагедии. Я больше не гожусь для оперативной работы, у этой штуки с уничтожением монстров — короткий срок годности. Год-два-пять, не больше. Я была действующим инквизитором пятнадцать лет, рекорд, который до сих пор не побит. Орден не станет рисковать, отправляя меня в поля. Возможно, речь идет об образовательной или исследовательской миссии, что можно делать и удаленно.
— Ну да, — ехидно ответил Холли, — ты же у нас величайший мыслитель. Прости, Тэсса, но мне даже сложно представить тебя с книжкой в руках.
Она не обратила на него никакого внимания.
— Или, если орден даст мне право выбора, — продолжила Тэсса задумчиво, — мне бы хотелось получить дополнительное образование в области психологии. Реабилитация, тестирование и поддержка таких же инквизиторов, как и я.
— В этом есть смысл, — согласился Фрэнк.
— Никакого, — тут же возразил Холли. — Тэсса, ты даже о своих чувствах не можешь сказать вслух, как ты собираешься говорить об этом с другими?
— Эй, — она легко дернула его за волосы. — Я же учусь.
— Это правда, — согласился он. — Ты учишься, Фрэнки учится, я учусь. Мы такие умники.
Его голос повеселел, и Холли вскочил на ноги, стремительный и снова бодрый. Пятиминутка нежности закончилась.
— Я бы что-нибудь выпил, — сообщил он, — у нас ведь есть выпивка? Только не мое розовое шампанское, оно предназначено для радости, а не тревожности.
— Вроде было пиво, — припомнил Фрэнк, неохотно вставая. Где там его джинсы, куда Тэсса их зашвырнула?