Фрэнк на вершине горы

Алатова Тата

Прислонившись плечом к дверному косяку, Фрэнк достал из кармана темные очки и нацепил их на нос. Достаточно он за долгие годы наслушался чужих откровений, спасибо, больше не надо. Мало кто хранил в потемках своего сознания что-то доброе и приятное, так что заранее никогда было не угадать, в какую зловонную лужу макнешься.

— Так, — сказал матадор, оглядываясь по сторонам, — и куда я, черт побери, притащился?

— Добро пожаловать в Нью-Ньюлин, — гостеприимно воскликнула Фанни. Последний месяц она практиковала оптимистичную благожелательность

и была нежна даже с Камилой, которую всегда терпеть не могла. Это пугало.

Старина Кенни однажды признался, что согласился бы целый год провести невидимкой, лишь бы Фанни перестала улыбаться и рявкнула на него, как раньше.

Но капитан Сид, уставший от воплей баньши, долетавших до аэродрома Лэндс-Энд даже через несколько миль, прислал ей какую-то брошюру — то ли для алкоголиков, то ли для психов, у которых беда с управлением гневом, а то ли для свидетелей Иеговы. Как бы то ни было, Фанни такое вмешательство в ее частную баньши-жизнь приняла близко к сердцу, брошюру изучила внимательно и с тех пор всех раздражала приклеенной к лицу радостью.

— Нью-Ньюлин, да, мой навигатор тоже так считает, — матадор подмигнул Фанни, демонстрируя хорошо прокаченные навыки заправского ловеласа. Фанни была добрейшей душой, именно к ней бежали все, кто хотел выплакаться или пожаловаться на жизнь, потому что никто не мог выслушать и утешить лучше нее. Но с внешностью ей повезло примерно так же, как и Фрэнку. Если он больше всего походил на разбойника с большой дороги с этим своим зверским выражением лица, перебитым носом и шрамами, то Фанни напоминала неумело вырезанного из дерева языческого божка. Слишком грубыми и резкими были черты ее лица. Наверное, поэтому она всегда щеголяла в совершенно невообразимых нарядах, лиловых и оранжевых, зеленых и красных, — лишь бы перевести внимание собеседника на что-то другое. Не на себя.

Высокая и несуразная, Фанни производила сокрушительное впечатление на неподготовленного зрителя. Однако матадор не дрогнул, лукаво и прямо смотрел прямо на нее, чем невольно вызвал уважение.

— Дермот Батлер, — представился он, — артист цирка.

— Ах ты божечки! — всплеснула Фанни руками. — Мой герой-любовник!

— Ого, какая прыть, — восхитился матадор, даже глазом не моргнув.

— Ах, что я несу, — спохватилась она и засмеялась таким грудным колокольчиковым смехом, который заставил бы Кенни стать невидимкой от ревности, — это амплуа… У нас тут некоторым образом театр. Любительский.

— Обожаю любительский театр, — бархатным тоном заверил матадор, и тут вмешалась Камила, которой надоел этот стихийный флирт.

— Эй! — резко произнесла она. — Рассказывайте, Дермот Батлер. Что с вами не так?

Тот недоуменно заморгал длиннющими, будто накрашенными ресницами:

— Простите?

— Не валяйте дурака! — прикрикнула Камила. — Будь вы обыкновенным человеком, Нью-Ньюлин ни за что бы вас не пустил. Он приводит к нам только разных отбросов… Фанни, например, завывает от расстройства так, что чайки сбиваются с курса. Никогда

не смотрите прямо в глаза здоровяку за моей спиной, не то вывалите ему всю свою подноготную — и сами не поймете как.

— О, у меня есть теория, — оживилась Фанни, — я думаю, мы рассказываем Фрэнку о себе потому, что на самом деле хотим быть услышанными… Это в нашей природе, дорогая.

Камила не обратила на нее внимания:

— Наш доктор Картер лечит прикосновениями, а мой муж, отшельник Эрл, может от прикосновений умереть. Мэри Лу дышит под водой, Кевин становится прозрачным, когда нервничает, у Милнов во время полнолуния становятся пушистыми уши, чертовы близняшки Красперс умеют двигать предметы взглядом, и крошка Артур туда же… И это я еще ничего не сказала о Джеймсе, мальчике, который ожил!

— А вы? — ничуть не оробев, спросил матадор.

Фрэнк ухмыльнулся. Уж Камила-то была самой обыкновенной, обыкновеннее некуда, только разве что непонятно, как в таком компактном теле помещалось столько злокозненности. Правда, недавно она каким-то образом изменила свою ДНК, породнившись с морским чудищем, — все для того, чтобы выскочить замуж. Это обескураживало: каждый житель деревни с удовольствием бы отказался от своих особенностей, уж очень все это мешало жить в большом мире, а Камила сотворила с собой такое осознанно.

«Вот она, сила любви», — с непонятной грустью заметила Тэсса, и теперь Фрэнк все время спрашивал себя: неужели она тоже хочет, чтобы он сделал что-то великое и глупое для нее? Но что?

— А я, — веско ответила Камила, — прибыла сюда добровольно, отринув соблазны больших городов.

Матадор помолчал, задумчиво щурясь на солнце. Потом улыбнулся, кротко и безмятежно.

— У меня крылышки, — признался он.

— А? — не поверила своим ушам Камила.

— Крылышки, — твердо повторил матадор.

— Какие? — деловито уточнила Фанни. — Прозрачные, как у фей, или огромные, как у ангелов? Хотя это, наверное, вряд ли, как бы вы их свернули, а горба у вас не наблюдается.

— Как у летучих мышей.

— Ой.

— Ага. И я бы, милые леди, не отказался сейчас от ланча. Знаете, дорога сюда меня изрядно утомила. Навигатор водил меня кругами час за часом, и пришлось ночевать в машине, пока утром дорога вдруг не появилась сама собой.

— Конечно, — спохватилась Фанни. — Мэри Лу уже наверняка напекла плюшек и пирожков. Здесь недалеко, я вас провожу.

— А мне следует найти Тэссу и призвать ее к дисциплине, — заявила Камила и понеслась к пляжу. До Фрэнка донеслось ее бормотание: «Крылышки! Ну надо же! Что дальше? Рога и копыта?»

Качнув головой, Фрэнк вернулся в пансион. Стены сами себя не покрасят, знаете ли.

***

Мэри Лу смахнула с глаз слезы и яростно перевернула страницу. Все любовные романы врут! Вечная любовь, держи карман шире. Хоп! — и твой возлюбленный уходит к какой-нибудь Камиле с прямыми волосами, шикарной фигурой и беспощадной стервозностью.