Фрэнк на вершине горы
Шрифт:
— Это потому, что тебя мама не любила, — с умным видом объяснил Холли.
Тут они оба уставились на Тэссу.
— Что? — смешалась она. — Мне тоже надо что-то сказать?
Со словами у нее по-прежнему было туго, но она действительно училась.
— Любовь к Фрэнку — это кипящая лава, — пробормотала она, чувствуя себя очень глупо. — Пылающий гранит. А Холли… ну это разноцветное облако нежности.
— Гранит и облако, — завороженно повторил Холли и сорвался с места, энергичный и жизнерадостный.
— Рисовать
***
Утро не принесло Тэссе физика-математика, и она, прождав чуда до обеда, отправилась на берег моря поговорить с Моргавром. Спускаясь к пляжу по узкой извилистой тропинке, она заметила одинокую лодку посреди голубых волн и темную худенькую фигурку на ней. На мгновение сжалось сердце: сколько лет она видела эту картину каждое утро, когда старик Сэм в любую погоду выходил на рыбалку. Она скучала по этому ехидному и немногословному человеку, который однажды взял и создал на голом берегу Нью-Ньюлин, и которому они все теперь обязаны безмятежностью своих дней.
Но Сэм Вуттон уже вряд ли раскинет свои сети, а значит — в открытом море болтался кто-то другой.
Свернув со своей тропки, Тэсса направилась в сторону рыбацкой хижины, которую теперь занимали Джулия с близняшками. Здесь появились клумбы с цветами — хорошо, что девчонки способны одним взглядом таскать тяжести, потому что землю пришлось насыпать на камень. Домик покрасили, и он казался таким нарядным и опрятным, что старик Сэм наверняка оскорбленно ворочался в гробу.
Джулия сидела в кресле-качалке на улице и бездумно смотрела на море. Она выглядела как человек, оказавшийся перед неразрешимым выбором.
— Лодка, — коротко объяснила Тэсса свое появление.
— Мэлоди, — также коротко ответила Джулия. С ней явно было что-то не так.
— С чего бы это?
— Мирится с Моргавром.
— А!
Тэсса опустилась на теплый камень и обняла колени руками, любуясь живописным пейзажем. Это было удивительно, на самом деле, но за годы он нисколько не утратил своей красоты, а будто бы становился все лучше и лучше.
— А с тобой что? — спросила она.
Кресло скрипнуло, когда Джулия раскачалась слишком резко.
— Должна ли я сказать племянницам, что их мать пишет мне вовсе не ради встречи с ними? Моей сестре нужны лишь деньги.
— Это один из тех вопросов, на который нельзя отвечать? — предположила Тэсса. — Вроде, ты должна решать сама?
— Я не могу решить сама, — крикнула Джулия. — Это один из тех вопросов, каждый ответ на который — неправильный.
— Ну, если ты спрашиваешь меня на самом деле, то мой ответ: сказать.
— Но это же травмирует девочек.
— Обязательно. Но они переживут.
Джулия закачалась еще сильнее, и Тэсса перехватила ее кресло, останавливая его.
— Правда, переживут, — мягко сказала она. — Мы
— Да вы же совершенно не разбираетесь в психологии!
— Когда в последний раз Фанни испускала вопль баньши? Когда в последний раз Кенни становился полностью невидимым? Когда Холли перестал рисовать картины, от которых становится плохо? Когда меня отпустили кошмары и я начала спокойно спать? Неужели ты сама не замечаешь, как Нью-Ньюлин исцеляет нас? Фрэнк смог простить свою мать, и девчонки тоже смогут. И чем раньше они начнут — тем быстрее закончат.
— Но это так не работает!
Тэсса пожала плечами. Она сказала все, что хотела, и не собиралась спорить или что-то доказывать.
Меж тем лодка довольно резво приблизилась к берегу, и довольная Мэлоди выскочила оттуда, по пояс в воде. Привязав посудину, она извлекла из нее ведро и завопила:
— Эгегегей! Я наловила кучу рыбы!
Море легко шлепнуло ее пониже спины, и она тут же поправилась:
— Ну то есть мы с Моргавром наловили кучу рыбы. Если меня не возьмут в инквизиторы, я стану рыбаком… буду торговать на ньюлинском рынке…
— Тебя возьмут, — вдруг раздался голос Кимберли из-за скал, и вскоре она появилась перед ними, щеголяя венком васильков на голове.
— Возьмут? — охрипнув от волнения, переспросила Мэлоди. — Правда, что ли?
— Ты станешь легендой, — торжественно пропела Кимберли, — а после того, как устанешь драться, вернешься в Нью-Ньюлин и примешь на себя обязанности мэра и шерифа. И рыбака, конечно. Ух сколько рыбы ты наловишь! — и она побрела по берегу, бормоча себе под нос: — Остановись, Кимберли. Хватит предсказывать направо и налево, этак ты все свои предсказывалки растранжиришь… Устричная ферма! Устричная ферма! Моллюск и десница тысячелетия!
Тэсса проводила ее взглядом. Она всегда подозревала, что Кимберли больше прикидывается, чем сходит с ума на самом деле. Когда у тебя такой сильный дар — ты так или иначе начнешь защищаться от людей. Два предсказания за два дня — а Камила всем, кого встретила, поведала, что ее ребенок будет гением, — это явно перебор. Но, возможно, Кимберли тоже понемногу оттаивает.
Мэлоди скакала по берегу, размахивая ведром, из которого шлепались вниз рыбины, и что-то радостно голосила. А Тэсса подошла к воде и тихонько ее погладила.
— Так вот почему ты так хотел заполучить Мэлоди к нам, — прошептала она. — Потому что она — будущее Нью-Ньюлина. Значит, однажды я смогу с чистой совестью уйти на покой, чтобы предаваться праздности и безделью.
Море будто засмеялось — нескоро, нескоро. Но Тэссе и спешить было некуда.
— А теперь, — велела она, — пошли мне физика-математика.
И к ее ногам вынесло старинную монету, блеснувшую в ярких лучах.
— Я стану легендой! — верещала Мэлоди. — Легендой! Покруче Тэссы Тарлтон!