Фрейлина
Шрифт:
— Королева Мария тоже не отступит от своих.
— Тогда я молю Бога, чтобы мы остались друг для друга дражайшими кузинами, — заключила Елизавета.
— Мы все тоже молимся об этом.
Елизавета подняла руку и улыбнулась:
— Вы, конечно, понимаете, что я встретилась здесь с вами наедине не только для того, чтобы об этой встрече пошли слухи?
— Возможно, не только для этого. Но я, несомненно, нахожусь здесь отчасти для того, чтобы ваши придворные смогли передавать друг другу,
— Да, знаете ли вы, что я присвоила Дадли титул граф Лестер, чтобы он стал знатней и был более лакомым куском для вашей королевы? — спросила она.
Рован немного помолчал и наконец ответил:
— Мария очень горда.
— Такой и должна быть королева, — сказала Елизавета. — Что ж, посмотрим, что принесет нам будущее.
Рован знал, что Елизавета будет именно смотреть. Королева Англии известна тем, что, если ей надо принять трудное решение, она всегда ждет и наблюдает. И если дела идут плохо, виноваты оказываются другие.
— Что бы ни ждало нас впереди, ваше общество мне очень приятно, Рован.
— Ваша милость, вы знаете, что я всегда наслаждаюсь встречами с такой могущественной и прекрасной молодой королевой, как вы.
— Это может породить много ревности, — усмехнулась она.
— Если таково ваше желание, я сделаю все, чтобы его исполнить.
— Скажите мне, не заподозрит ли что-нибудь ваша новая возлюбленная? Рован, она произвела на меня сильное впечатление. Леди не свернула со своего курса, когда упорно восхваляла Марию. А когда я предположила, что между вами могла быть любовная связь до смерти Кэтрин, она совершенно искренне ужаснулась. Вам, конечно, придется столкнуться подобными слухами.
— Она — моя любовь и моя жизнь, — тихо произнес Рован. — Нет, я не думаю, что она заподозрит что-нибудь плохое.
— Если бы только вы были подданным Англии! — рассмеялась Елизавета.
— Ни один человек не может изменить обстоятельства своего рождения, ваша милость.
— Всегда государственный муж! А теперь уходите, время и так уже позднее. Я с удовольствием прошу вас на какое-то время остаться при моем дворе.
Рован низко поклонился и вышел из комнат королевы. За дверью его ждал один из смотрителей гардероба — слуга, чтобы проводить гостя в отведенные ему покои, вещи Рована уже были там. Когда королева чего-то желала, это исполнялось без промедления.
Ровану не нравилось, что его и Гвинет поселили во дворце Хемптон-Корт. Он бы предпочел остаться в своем собственном доме на реке. Дни, когда они ждали, пока королева соблаговолит их принять, были полны неповторимого обаяния. Но он знал Елизавету. Даже если бы он каким-то образом выразил свое недовольство, ему все равно пришлось бы поступить так, как она хотела, и еще терпеть новые мучения, которые она бы придумала для него.
Рован знал, что Елизавета считает его другом настолько, насколько она может вообще считать другом мужчину. И Гвинет ей действительно нравится. Королева иногда тщеславно выставляла напоказ свою красоту, но ей нравилось, когда окружавшие ее женщины тоже были
Кроме того, их любовь, кажется, вызывала у королевы веселое любопытство. И похоже, это любопытство было к тому же очень сильным, потому что, отдавая им приказ покинуть дом на реке, она вела свою игру. Рован был немного знаком с большими залами Хемптон-Корта и прекрасно знал ту комнату, которую ему отвели. Рядом с каминной полкой была дверь, якобы ложная. На самом же деле она вела в соседние апартаменты.
В апартаменты Гвинет.
Возможно, Добрая Королева была более романтичной, чем предполагали те, кто ее близко знал. Она твердо решила, как именно будет жить.
Рован с Гвинет не были единственными гостями при дворе королевы. Если подсчитать всех ее знатных должностных лиц, дам, служащих казначейства, членов совета, чиновников, служителей и их слуг, набралось бы около полутора тысяч человек, и многие из них жили именно здесь, во дворце. Рован знал, что по вечерам в большом зале обедало несколько сот человек. Королевский двор был больше, чем многие принадлежавшие ему поместья. Но теперь это было не важно, и его мысли вернулись к возможностям, которые давала ему ночь.
Гвинет не знала, что комнаты связаны между собой.
Пока он и Гвинет обедали с королевой, Томас и Энни привезли дорожные сундуки и аккуратно разложили в комнатах вещи хозяев. Рован знал, что теперь их слуги будут жить где-то далеко в огромном запутанном лабиринте дворцовых палат. А значит, он спокойно может открыть потайную дверь в комнату Гвинет.
В слабом свете горевшего в камине огня он увидел любимую. Она спала. Рован представил себе весь ее обряд раздевания: как она снимает одну за другой все принадлежности дневного наряда, надевает вместо него более удобную ночную одежду, как потом расчесывает волосы, сидя за туалетным столиком.
Теперь она лежала в кровати, ее великолепные волосы рассыпались по подушке, и огонь камина бросал на них отблески. Она была похожа на ангела.
Рован проскользнул внутрь и подкрался к постели. Гвинет проснулась и открыла рот, чтобы закричать, но он быстро закрыл его рукой.
— Милостивый Боже, неужели вы хотите, чтобы меня казнили за нападение среди ночи? — прошептал он.
Гвинет посмотрела на него, при этом в ее взгляде ничего нельзя было прочесть при слабом свете огня. Рован почувствовал, как ее губы изогнулись в улыбке под его ладонью, а потом она обняла его горячими руками.
— Ни за что, — шепнула она, когда он убрал ладонь.
Гвинет не стала задавать ему вопросы о том, как он провел время наедине с Елизаветой, только нащупала его губы своим ртом…
Через несколько секунд они плотно сплелись друг с другом.
Он был уверен, что их в близости нет ничего плохого, раз Гвинет — любовь всей его жизни. Их не разделяло никакое зло. Было только будущее, которое обещало стать таким же ослепительным, как огонь, бушевавший в их телах.
В ее руках заключалось столько яростной силы, а в ее губах столько страсти! А как она двигалась!