Фрейлина
Шрифт:
— Тебе дурно, Таис? — беспокоилась Анна.
Ага, так я тебе и скажу. В беседке жалась ко мне… жарко было, как от печки.
— Варя, а что случилось с княжной Туркестановой? — спросила я больше для того, чтобы отвлечься.
— Князь Голицин соблазнил ее на спор. Она была уже не так и молода… лет тридцати? Но не устояла. Последствия вскоре стали ясны: во время путешествия по Европам она почувствовала, что станет матерью. Император Александр Павлович успокаивал ее, но потрясение было слишком велико — родив дочь, фрейлина приняла
Да только ей уже было глубоко пофиг — добавила я про себя.
— А как был наказан князь? На спор… это же так немилосердно, — потрясенно шептала Анна.
— По его ходатайству дочь отдали ему, и она получила имя Голицыной.
— Сурово обошлись, ага, — кивнула я с пониманием. Похоже некому было заступиться. Сирота без братьев?
Окулова права. Мнение света на их стороне и мужчина всегда прав, а виновата во всем баба — не устояла. В общем… что у нас, что сейчас.
Глава 16
Есть законы вероятностей… один из: если что-то плохое может случиться — способно в принципе, то оно обязательно случится. Ну, и не факт — считала я до этого. Сейчас уже и не знала…
Не факт, что Константин пригласит меня на танец, и даже скорее всего, что не снизойдет… или окажет любезность — не суть. Я выбесила его, а не по-женски заинтересовала и это не повод для приглашения на танец. Умом я это понимала, но спокойно думать о будущем бале уже просто не могла.
Твердой гарантии того, что он пройдет для меня без позорных эксцессов, больше не было.
Дергалась я не совсем и зря — рисков мне и так доставало, а высшее общество не прощает ошибок. Здесь правят условности и понятие «приличий». Знати прощались вещи многие и даже страшные, было и убийство в спину (на царской охоте), но стоило в малом нарушить приличия на глазах этого самого общества… Или условности, как тот несчастный камергер…
И не только это не давало уснуть почти до утра.
До этого я, наверное, не так и сильно прониклась Ольгиной бедой. Вину за свое молчание чувствовала, но это и все. Сама на волоске висела, а своя шкура дороже. Прояви я инициативу… а она, как всем известно, частенько имеет инициатора, или проще — наказуема. Меня стерли бы с лица Земли или безжалостно размазали, а для нее это просто несчастливый брак — уговаривала я себя.
И уговорила, настроившись на собственное выживание. Но сейчас… с какого меня так пробило сейчас?
Чувствуя себя беспомощной, я понимала — то, что случится уже завтра, ужасно. Нет — чудовищно!
В православии нет понятия «белый» брак, даже если супруги отказываются от сексуальных отношений преследуя какие-то высокие духовные цели. Ищите, ребята, другие способы! Сказанное когда-то «плодитесь и размножайтесь» — не об этом. Брак по определению союз людей, работающих над произведением потомства.
Но церковь, это институт, тесно взаимодействующий с государством, и служат в ней простые люди, часто еще и не самые рьяные подвижники веры.
Тот же приятный во всех отношениях отец Николай — старый, мудрый, добрый духовник царской семьи. Отлично он знал, что в православии запрещены родственные браки ближе седьмой степени родства. Ольга и Карл — троюродные, а это шестая степень. Но глаза на это закрыл. Как часто было и до Ольгиной истории и будет после — с тех пор, как на российский престол сели немцы. Приняв православие, они так и не отказались от некоторых лютеранских привычек.
И, кажется, ладно бы… В этом уродливом союзе хоть генетических сдвигов у детей не нарисуется. Но Ольга! Что он ей предложит — дружбу? Благотворительность? Свое внимание? Но это потом уже, в Вюртемберге. Здесь она так ничего и не поняла, скорее всего…
Наверняка ведь ее готовили к первой ночи и, скорее всего, тоже сказали, что муж жену «естествует». Ну и как он преподнесет это понятие? Осторожные обнимашки, нежные поцелуи в щечку, тяжелая мужская рука на талии, как апогей всего? На наивности девицы, понятия не имеющей, что там в штанах у мужчин, протянуть так два месяца — не вопрос.
На искренней доверчивости и духовной чистоте, святой вере в лучшее и своего мужчину, в саму любовь…
Промучившись полночи, я решила не думать, вот просто не думать об этом!
Утром меня растолкала Ирма и выглядела я гадко: покрасневшие белки глаз, бледность… слабость, разбитость.
Хорошо еще, в церковь с Ольгой утром ходили «штатные», а то поспала бы на пару часов меньше.
Сразу после завтрака из молочной каши и вареного яйца горничная взяла меня в оборот. Какое-то время я пролежала с кашкой из испитого чая на веках, уснула… потом она все это смыла, а лицо «охлопала» ладонями и пальцами, убирая отеки. Массаж помог или дополнительный сон с едой, но я потихоньку розовела. Дальше на мордень мне наложили ту самую пудру — жидкую субстанцию с легким оттенком перламутра.
Дамы здесь не красились, декоративной косметикой не пользовались. Рисовая пудра — максимум и еще крема, но это уходовая косметика. Институтские девицы даже умывались мылом без запаха — считалось, что кожа молодой женщины должна источать естественный свежий аромат.
При дворе мыло благоухало цветами и пряностями, но это и все. Ольга, например, даже духами не пользовалась. Старшие дамы не отказывали себе и от них веяло цветочными ароматами. И вот, оказывается, была еще пудра. Жидкая. Скорее всего, для таких вот особых случаев — «дабы поражать красотой русских дворянок» всех и вся.