Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

Райнхардт Верена

– Ой, простите, пожалуйста! – сказал он и тут же почувствовал себя идиотом: рядом никого не было видно.

– Ничего страшного, – пискнул чей-то голосок, и рулон вдруг приподнялся с земли. Под ним стоял крошечный желтоватый муравей – он взвалил ткань на спину и побежал дальше, словно рулон ничегошеньки не весил. Только тут Фридрих увидел, что по улице двигалась целая колонна желтых муравьев с такими рулонами. Муравей, которого он задел, пробежал немного вперед и снова занял свое место в колонне. Фридрих от удивления замер и принялся чесать в затылке.

– Не

беспокойся, – раздался голос Брумзеля у него за спиной. Шмель хлопнул его по плечу. – Если ты и дальше будешь вести себя настолько по-дурацки, никому и в голову не придет тебя в чем-нибудь заподозрить.

– Да, надо было его спросить, где тут можно поесть, – съязвил Фридрих.

– Если мне не изменяет память, у Южных ворот есть коптильня, – сказал Брумзель. – Там вкусно кормят. И заведение как раз такого рода, где на курьеров никто не обратит внимания.

Фридрих двинулся за Брумзелем. Похоже, в Скарнланде действительно все животные разумны и умеют говорить. Если б у него на родине было так же, подумал он, о тишине и спокойствии можно было бы только мечтать!

Наконец Брумзель остановился перед широким приземистым зданием. Через распахнутые косые окошки на первом этаже наружу вырывались обрывки разговоров и звон посуды. «Жирный трактир» – было написано большими буквами над дверью, но и без этой подсказки с первого взгляда можно было догадаться, что ждет внутри.

В заведении стоял фритюрный чад. Ламп было почти не разглядеть, воздух не двигался, а за низкими дощатыми перегородками вокруг неуклюжих столов сидели люди с угрюмыми лицами. Когда Фридрих с Брумзелем направились к стойке, никто на них не обратил внимания.

– Драсти, – произнес толстый волосатый мужчина за стойкой. – Что брать будем?

– Мне пыльцу в меду, – заказал Брумзель. – И обжарьте хорошенько.

Фридриху от одной мысли о таком блюде стало настолько не по себе, что он никак не мог сообразить, что же ему заказать.

– Эм… Да… я возьму… эм… жареные овощи.

– Ща все будет, – сказал толстяк, сунул Фридриху в руку бумажку с номером и тут же плюхнул на стойку две кружки пива.

Совсем свободного стола не нашлось, и Брумзель уверенно зашагал к скамейке, где маячила пара мест.

– Здесь не занято?

– Садитесь, садитесь, – ответила сидевшая за столиком саранча и вежливо подвинулась. Фридрих с Брумзелем расположились, и, пока не принесли еду, Фридрих принялся разглядывать соседей по столу. Здесь были жук-олень и немолодая бабенка, непрерывно болтавшая с саранчой.

– А потом он сказал: «Если тебе не нравится, готовь похлебку сама!»

– Да неужели? Так и сказал?

– Именно! А я тогда ему говорю: «Я сварю похлебку, вот увидишь». Да, вот что я ему сказала! «А ты можешь зарыть собаку в саду, если поместится». Лёшзанд вообще говорит, что будет с соседями спускаться вниз по ручью. А как выглядит его жена после последних родов, я вообще молчу!

Фридрих старался не слушать.

– Пойду похожу, – едва слышно прошептал Брумзель, не отворачиваясь от

пива. – А ты оставайся здесь и смотри в оба!

И он встал.

Фридрих вздохнул, когда фигура Брумзеля растворилась в чаду. Он остался один с этими болтушками-сплетницами.

– А потом в дерево с нами по соседству въехал жук-навозник. Серьезно, навозник! Следующим наверняка короед будет – становится всё хуже и хуже! Нет, я ничего против жуков не имею, – поспешно добавила тетушка, искоса поглядывая на жука-оленя, который был намного больше ее.

– Вот точно, с юга они все понаехали, весь этот сброд, – поддакнула саранча. – Я на прошлой неделе скарабея видела. Здесь, в Голове!

– Вот-вот, день ото дня хуже становится! Но мы тут всё болтаем и болтаем, – сказала вдруг старушка, поворачиваясь к Фридриху, – а у вас, молодой человек, наверняка тоже есть что порассказать. Вы сами откуда?

Фридрих вздрогнул.

– Я? О, я с Севера. Из… э-эм… Ласточкиной Горки.

– Из Ласточкиной Горки, значит. Это ж очень далеко отсюда! Но для вас это наверняка пустяки, с вашей-то профессией, – затрещала саранча. – И что новенького у вас на Севере?

– Ой, да я мало чего могу рассказать, – ответил Фридрих. Под любопытными взглядами окружающих вранье так легко стало слетать с языка, что ему самому было приятно себя слушать. – Я очень давно на Севере не был. Там со мной приключилась несчастная любовь, понимаете, вспоминать не хочется… поэтому я давно в Ласточкину Горку не наведывался. – Он печально смотрел в кружку с пивом. – Я почти все время провожу в воздухе, в разъездах с моим напарником. От жизни на земле я отрекся.

Саранча с тетушкой на пару сочувственно зацокали.

– Понимаю, любовь, в вашем возрасте… Но вы обязательно встретите кого-нибудь еще, – предрекла саранча. – Вы еще так молоды!

Фридрих трагически вздохнул, не отрываясь от созерцания своего стакана.

Тут в разговор включился жук-олень.

– Раз вы так много бываете на Севере, скажите, вы никогда не встречали Белую Фею?

– Губерт, не болтай глупостей, – строго сказала бабенка.

– С чего это глупости? Соглядатаи-то действительно есть, – не отступал жук-олень. – Значит, и Белая Фея существует.

– Что за фея? Что за соглядатаи? – спросил Фридрих.

Рогач, увидев озабоченность на лице тетушки, ухмыльнулся и продекламировал:

Белая Фея —снега белее,руки ее черны.Тихо ночью крадется —что послушать найдется:уши растут из стены.

Знаете эти строки?

– Уши растут из стены? – недоверчиво переспросил Фридрих вместо ответа.