Фронтовое небо
Шрифт:
– Собираюсь в Москву и говорю родным: "Я, наверное, из столицы буду направлен на Север. Авиация начала освоение белых пятен Ледовитого океана", - смеясь от радости, рассказывал Федор Родин, - а меня спрашивают: "Какое отношение военная авиация имеет к этим самым пятнам?" "А такое, говорю, - что военного куда пошлют, туда и пойдет без рассуждений. Наш опыт везде нужен". "На сколько?" - интересуются. "Рассчитывайте на годик!" - этак лихо козыряю и щелкаю каблуками, как перед командиром.
– Думаешь, не догадались? - с сомнением
– В этом можно не сомневаться. Конечно, догадались, - посмеивается майор. - Но главное, что я хранил тайну!..
Исподволь любуюсь молодыми пилотами. Они помалкивают, слушая наш разговор. Землякам пришлось вдоволь хлебнуть соленого ветра чужих морей. В Мурманске несколько недель назад они погрузились на пассажирский пароход "Андрей Жданов", по норвежскому морю обогнули Скандинавский полуостров, миновали бурное Северное море, прошли Ла-Манш. После французского порта Гавр одиссея добровольцев еще но была окончена - поездом летчики добирались через Париж до испанской пограничной станции Порт-Боу, откуда, как и я, прибыли в Фигерас. Ребятам здесь предстояло собрать новые боевые машины, потом на них идти в бой. Так что весь вечер мы провели вместе, и я рассказывал о положении на Арагонском фронте.
А к тому времени линия фронта растянулась почти на двести километров и проходила юго-западнее Теруэля, через Морелью, Мора-де-Эбро, по рекам Эбро и Серге, через города Лериду, Тамарите. дальше - к высоким горным хребтам Пиренеев. Интервенция германского и итальянского фашизма усилилась, и на этом участке боевых действий сложились исключительно тяжелые условия. Особенно ожесточенные бои велись на гандесарском направлении, где мятежники, поддерживаемые фашистами, наносили главный удар на Тортосу.
Вскоре наши летчики вместе с испанскими специалистами приступили к сборке самолетов. Руководили сборкой я и мой помощник, воентехник В. Д. Булыгин (впоследствии он был назначен инженером эскадрильи). Трудились круглосуточно. Собранные истребители облетывали, затем на них производили пристрелку вооружения.
Три испанских инженера - Ортега, Карлос и Мартин - имели богатый опыт эксплуатации материальной части различных типов самолетов, однако считали своим долгом, обязанностью но всем техническим вопросам консультироваться с советскими специалистами. Иногда даже через штаб передавалась их просьба прислать русского инженера для "оказания помощи в решении вопросов технического порядка. Испанцы нам доверяли. Все наши советы и рекомендации выполнялись ими своевременно, словом, большую часть времени мы проводили вместе по восстановлению материальной части, поврежденной в воздушных боях, поровну делили и победы и неудачи.
Боевые самолеты к началу тридцать восьмого года были уже сильно изношены. Но огромный практический опыт, изобретательность, рационализация позволяли нам производить надежный и качественный ремонт машин, на которых летный состав вел боевую работу. Так что меньше чем через неделю наши истребители поднялись в небо и ушли в Сабадель, на аэродром под Барселону.
* * *
Начались жаркие воздушные бои. Самолеты возвращались на аэродромы, буквально изрешеченные пулями фашистских
Главный советник командующего авиацией Республики Евгений Саввич Птухин немедленно вылетал туда, где было особенно трудно. А такое положение все чаще стало складываться на всех участках фронтов. Мы очень часто встречались. Установились по старой дружбе добрые отношения, тесный деловой контакт. Всегда опрятно одетый, подтянутый, Птухин обычно первым приветствовал меня (эта воспитанная черта его распространялась на всех подчиненных), еще издали он протягивал сильную руку, а глаза, голубые, выразительные, улыбались по-детски открыто и доверчиво.
– Добрый день, Иван Андреевич! Как у нас тут дела? - Птухин говорил "у нас", искренне веря, что дела инженера республиканской авиации неразрывно связаны и с успехами, и с неудачами летчиков в испанском небе.
А дела были разные, как и дни, - то светлые, то мрачные. И я отвечал четко, по-военному обстоятельно:
– Много ран привозят наши машины - по тридцать - пятьдесят пробоин. Настроение техсостава боевое, с работой справимся. Но, Евгений Саввич, половина наших самолетов в ремонте...
– Иван Андреевич, летчики делают по пять - семь боевых вылетов в день. Воздушные бои тяжелые. Выносливость пилотов изумительна. Под стать им и самолеты. И, хотя численное преимущество на стороне противника, бьем-то фашистов мы по-суворовски: не числом, а умением. - Птухин посмотрел на меня внимательно, даже не посмотрел, а осмотрел всего с головы до ног, как старшина новобранца, и участливо проговорил: - Спишь мало, Иван Андреевич. Штаны вон уже не держатся - так похудел...
Я, помнится, что то ответил по поводу штанов, посмеялись, вспомнили родные края.
– А знаешь, - заметил Птухин, - в Минске мне досталось на орехи от командующего за нашу с тобой идею сделать тебя инженером-летчиком. Может, потом, когда пройдут годы, наши внуки и станут совмещать инженерные знания с летной работой. Пока же...
Я поспешил перевести разговор:
– Евгений Саввич, а какие шансы у Республики на победу?
– Шансы, говоришь? - Лицо Птухина помрачнело. - Слово-то какое холодное. Как те ручки, что ломались... - И, помолчав, он добавил: - Трудно, инженер, трудно...
...Готовился бросок через Эбро в направлении на Гандесу. Основной ударной силой на столь важном участке должна была стать Народная армия под командованием подполковника Хуана Модесто, коммуниста, рабочего лесопилки из Андалузии. В его армию и влились только что прибывшие летчики-добровольцы.
В эти дни к нам приехал комиссар Мартин. Обычно усталое, озабоченное, его лицо на этот раз было оживленным, в глазах искрилась едва заметная улыбка. Он рассказал о трудностях на линии фронта, боевой работе Народной армии. Вскоре группа советских добровольцев перелетела на прифронтовой аэродром Реус.