Фростпанк
Шрифт:
— А мой отец... — Хэнс обвел присутствующих взглядом, — ...мой отец сказал, что ты не мужчина, пока не взломал хоть один настоящий замок. Ведь так, будущие мужчины Лондона?
Они разделились на группы и быстро охватили три первостепенные улицы Вестминстера ведущие к Трафальгарской площади — Стрэнд, Уайтхолл и Мэлл. В каждой группе была груженная подвода, запряженная ломовыми лошадьми и двое мужчин с оружием наготове. Мучения, связанные с бесконечными тупиками на пути и неоправдавшимися надеждами наконец поддались энергии юности. Сироты вскрывали замки, бесшумно ныряли
Апокалипсис обесценивал множество вещей, как и война. Джон не раз был свидетелем того, как замерзающие солдаты ломали антикварные столы и бросали в огонь изысканные наряды. Дрожащие руки сбрасывали с сервантов драгоценности, в поисках табака или краюхи черствого хлеба. Но к такой войне невозможно подготовиться, невозможно понять, что это такое, когда дети помогают остаткам человечества выжить.
— Ладно, давайте повторим все еще раз. — Джон Олбрайт отвернулся от окна. — Мы поделимся на десять групп: восемь отправятся обносить Стрэнд и Мэлл, две займутся Уайтхолл. Туда то и отправлюсь я с Альфредом. Забираем все, что может пригодиться нам в пути.
– Мы ведь тысячу раз все проговаривали, дружище, - успокаивающе сказал Хэнс.
– Дети уже запрягли лошадей. Они славные ребята. Прогулка займет несколько часов, может, чуть больше. Думай о том, что тебе предстоит сделать когда мы покинем Лондон.
– И все-таки мне это не нравиться, - заявил Биф.
– У меня скверное предчувствие. Оно просто засело у меня в мозгу и не желает убираться. Пока я буду заниматься этой чертовой машиной, ты отправишься с детьми обносить город! Это же...
– Это твой «старушечий» инстинкт, - ответил Олбрайт, демонстративно подмигнув Бэйли.
– Он у тебя развит несколько чрезмерно. Когда все закончиться, тебе нужно все-таки выпить, дружище.
Уайтхолл оказалась длинной, вызывающей клаустрофобию улицей, сдавленной перекошенными домами. Верхние этажи клонились друг к другу, да так, что соседи, высунувшись из открытых окон, могли бы коснуться друг друга кончиками пальцев. Как и обещал Альфред, самый роскошный дом оказался в самом конце улицы, на дальней окраине города. Тут возвышалась четырехэтажная башня и кое-где валялись булыжники, выпавшие из древней бутовой кладки. Четверо детишек едущих верхом, прикрывали руками глаза, когда подвода проезжала мимо множества окоченевших трупов.
Олбрайт достал револьвер.
Рядом с ним Хэнс сделал то же самое.
Джон взглянул на друга и кивнул. Плечом к плечу, шаг за шагом продвигались они вперед. После того как город разделился на небольшие банды, за любым углом и в любом мрачном окне группу подстерегала опасность. Многие опустились так низко, что ели даже мертвецов. Жуткие болезни терзали и убивали своих носителей, однако холод не давал развиться эпидемии... Другие подстерегали все еще живых людей, и были куда агрессивнее стай голодных волков, блуждающих по окраине города.
Когда группа остановилась у главных ворот, дети тут же слезли с лошадей, и помогли взрослым накрыть несчастных животных одеялами от ветра. Если и осталась какая-нибудь надежда
Внезапно где-то в делеке раздался звук бьющегося стекла. Это наверняка группа Одоннела принялась за работу.
Хэнс отошел подальше от лошадей и достал из кармана сигнальную ракетницу. Выстрелив в небо, он, Джон и дети наблюдали как сияющий шар вознесся и завис, смутно напоминая всеми позабытое солнце. Спустя мгновение еще две зеленые ракетницы взмыли в небо.
***
Если бы отец Бифа узнал, что его сын, заядлый до мозга костей сторонник консерватизма, собирается стать капитаном исполинского парового судна, он бы в серьез задумался о здравомыслии последнего. Впрочем, как и сам Биф, взирая на подготовку корабля.
Тысячи шестерней и клапанов, тонны металла и болтов, прикрученных так, словно инженеры готовились к концу света.
Это был ковчег! Настоящий ковчег современности!
«Больной ты сукин сын! — подумал Биф, раскрыв рот от удивления. — «Молодчина, Джон. Молодец».
Те, кто собирал это чудовище, как будто знали наверняка, что ждёт планету впереди. Но где же они сами? На этот вопрос, ни у кого не было ответа. Все что им удалось добыть или разыскать внутри ангара, так это десятки чертежей и ресурсы, с помощью которых можно поддерживать жизнь дредноута до самой Арктики. Теперь им нужна еда, одежда и множество других вещей, ради которых Олбрайт и другие рисковали жизнью.
— За последние недели налёты стали обычным делом, — заявил Лэсли перед выходом. — Их нападения участились и стали ещё более бессмысленными в своей жестокости. Одичалые знают, что скоро наступит их судный день, время их на исходе, и потому торопятся оставить после себя лишь смерть. — он поднял воротник своей теплой куртки: — Не далее как три дня назад они истерзали имение Фокстонов, съели всех, даже детей…
Бор и его команда из пятидесяти человек, цеплялись за последний шанс переломить ход войны с зимой. Вместо того, чтобы замерзнуть в имении Додсонов, они работали трое суток, прежде чем удалось подготовить Дредноут к отплытию. За это время они потеряли чертову дюжину горожан, в стычках с другими выжившими, с болезнями поджигающими ослабшие легкие. Остались лишь самые сильные, работники и мастера сгруппировавшиеся с одной целью - выжить.
Додсон достал из рукава телогрейки карманные швейцарские часы. Почти полдень. Вернув, пожалуй единственные рабочие часы во всем городе обратно в рукав, он, сложив руки лодочкой, прокричал тем, кто находился на корабле:
— Запускай!
— Есть, босс! — ответил Бор, его крик едва донесся до Бифа. — Давай же! Ну! Давай! Чертова портовая шлюха!
Послышался глухой перестук где-то из инженерного отсека. Температура в печах начала стремительно подниматься, и в то время как все затаили дыхание уповая на надежду, двигатель начал набирать обороты.