Фрося. Часть 5

Фрейдзон Овсей Леонидович

– Ну, видишь, какие у тебя продвинутые дети, от высокого партийного работника до почти доктора наук.

– Ты, ещё забыл упомянуть про профессора в области медицины, которая уже является членом академий во многих странах мира.

– Ну, ты опять про неё, я же тебе раз и навсегда сказал, что вырвал её из своей жизни и памяти.

– Мне очень больно это слышать, но пора уже смириться, насильно полюбить и уважать не заставишь,

но земля круглая, а время переменчивое.

– Мамаша, не смеши, враги останутся врагами, а партия наша незыблема.

– Ладно, не будем сынок эту тему с тобой обсуждать, наши взгляды в этом вопросе вряд ли когда-нибудь совпадут, но, чтобы подвести черту под нынешним нашим разговором, то, на всякий случай тебе скажу, что только недавно вернулась из комитета государственной безопасности.

Бешеный крик Стаса оглушил Фросю:

– Опять, ты не уймёшься, хоть когда-нибудь о детях своих подумала, что ты там ещё натворила, какой беды ещё от тебя ждать, сама лезешь в говно и нас туда тянешь!

– Не кричи на мать, великий партийный работник, прибереги свои голосовые связки для выступлений на высоких трибунах.

Я бы сейчас могла просто опустить трубку на рычаг и вопи ты там хоть лопни, но всё же доведу до твоего сведения, что там в органах речь и шла о моих детях.

Не спеши задавать шкурных вопросов - мне отказали в гостевой визе в Израиль и припугнули, что если я подниму международный шум, то это на прямую скажется на моих сыновьях.

Голос у Стаса пересел:

– И, что ты решила?

– Решила ничего не предпринимать и сидеть тихо на своём месте, чтобы мой сын мог стать генеральным секретарём коммунистической партии Советского Союза.

Фрося слышала, как на другом конце провода, её старший сын выпустил с шумом из лёгких воздух сквозь сжатые зубы.

– Мама, язвить ты всегда умела, но я не буду сейчас гневно реагировать на твою желчную подначку, хотя такими словами в нашей стране и, тем более, с работником парт аппарата не шутят.

– Ах, сынок, у меня уже нет сил ни язвить, ни разговаривать и даже стоять на ногах не хочется, что ты там хотел мне рассказать интересного, давай побыстрей выкладывай и я

пойду прилягу.

– Ах, да, ты, меня совершенно выбила из нормальной колеи своим настроением, сообщением и подначками, а я по своей наивности подался на эти провокации, хотя уже за долгие годы служения партии и народу научился сдерживать свои отрицательные эмоции, и умею вывести разговор в нужное для меня русло.

– Ну-ну, выводи, у меня, правда, нет сил уже стоять на ногах.

– Мама, мой босс, ты с ним уже хорошо знакома.

Стас

сделал паузу, но мать молчала.

– Так, вот, Геннадий Николаевич в конце этого месяца по делам нашей партии, как один из самых высокопоставленных лиц БССР, будет целую неделю находится в Москве.

Он меня просил, чтобы я поговорил с тобой на счёт вашего совместного времяпрепровождения.

Опять пауза и опять Фрося молчала.

– Он, конечно, мог бы позвонить тебе и без меня, но он хотел заручиться моей поддержкой в ваших будущих отношениях и, чтобы я прозондировал почву и подготовил тебя морально к вашей будущей встрече.

– Ну, вот, наконец-то, хоть что-то приятное я за сегодняшний день услышала.

Стас вдруг услышал в голосе матери весёлые нотки и, воспрял духом.

– Мама, он хороший человек и приятный собеседник, вы сможете с ним посетить рестораны, театры и прочее.

– Стасенька, а прочее, это, наверное, на счёт совместного пребывания в постели, он тебе, случайно, ничего на эту тему не говорил?

Фрося разразилась таким смехом, что у старшего сына отвисла челюсть, хорошо, что он не услышал, как этот необузданный смех перешёл в рыдания, мать не прощаясь с сыном, в сердцах бросила трубку на рычаг.

глава 49

Кинув трубку телефона на рычаг после разговора со старшим сыном, Фрося прямой наводкой проследовала в спальню и, как была одетая в строгий брючный костюм для выхода на приём в КГБ, так и рухнула лицом на постель, продолжая горько в голос плакать.

Вся суета последнего времени вокруг их вновь налаженного бизнеса, потоком хлынувшие в её кошелёк деньги потеряли всякий смысл - для чего ей это и для кого, ведь ей самой для той жизни, что ей уготовлена, вполне хватит и тех, что у неё хранятся закопанными на грядке.

Никому она не нужна, дети самостоятельные во всех отношениях, внуки толком даже не знают, что у них есть такая бабушка Фрося, а годы неумолимо двигаются к старости.

От жалости к себе душа просто разрывалась, обильно истекая горькими слезами на покрывало.

Фрося подтянула тело наверх, обняла подушку и вскоре забылась тяжёлым сном, продолжая во сне мелко вздрагивать от плача.

Она проснулась, когда за окном уже стемнело, уловила характерный шум машинных колёс проезжающих по лужам и автоматически для себя отметила, что пока спала, прошёл

обильный майский дождь.

Посмотрела на светящиеся в темноте стрелки будильника - обе почти сошлись на двенадцати.

Это же надо, она проспала часов десять подряд и если бы не распирающий мочевой пузырь, то вряд ли бы и сейчас проснулась.