Фрося. Часть 7
Шрифт:
А серьги и кольцо я однажды надевала, это была свадьба у моего старшего сына...
–
Фросенька, но ты мне не ответила - зачем ты сейчас привезла это золото в Израиль?
– Рива, неужели трудно догадаться - это ваше фамильное золото, я хотела вернуть его законным хозяевам.
Вначале, у меня была мысль, передать тебе его вместе с Анюткой, когда она уезжала в Израиль, но мы с ней не решились переступить закон.
Боялись, что его изымут, когда Анечка будет преодолевать границу,
Да, я эти побрякушки берегла для нашей доченьки, для нашей Анютки, но думаю будет справедливо, теперь передать их нашей Майечке, законной наследнице.
Ривочка, надеюсь, ты одобряешь моё решение?
Рива быстро кивала головой, от волнения она долго не могла произнести ни единого слова.
– Бабушки, но у меня ведь уже есть дорогая память от моей мамы...
И майя достала из-под кофточки знакомую Фросе цепочку, с висевшим на ней маген Давидом, и сразу вспомнился Вильнюс и бат-мицва Анютки, когда раввин Рувен надел на шею её доченьке этот еврейский символ.
– Мне этого вполне достаточно, чтобы хранить на себе тепло своей мамы...
Бабушка Рива ты ведь отлично знаешь, что у меня есть приличные серьги и кольца, подаренные Майклом, а позже мужем, да, и другого золота у меня полно...
Фрося посмотрела на Риву, как бы призывая её активно перейти к решительным уговорам.
Та, наконец, не сказала, а словно прошелестела:
– Внучечка, но ведь это золото мне досталось в наследство от моей бабушки...
– Ну, зачем мне его столько много, что вы хотите, чтобы оно валялось в тумбочке?
Фрося вдруг рассмеялась:
– Нет, моя хорошая, не надо, чтобы валялось в тумбочке, придётся тебе родить ещё девочку.
– Вы, что с моим Мики договорились, хватит мне и двоих бандитов.
Голос Ривы снял веселье с Фросиного и Майиного лица:
–
А, кто даст по мне имя после моей смерти, неужели я этого не достойна?
Майя расплакалась:
– Бабуленька я обязательно рожу ещё ребёночка и дам по тебе имя, даже, если родится опять мальчик, назовём его Рувеном, но не спеши, не уходи от меня.
Фрося закрыла коробочку с драгоценностями и вложила в руку внучки.
– Теперь ты распоряжаешься этим богатством, а, как ты это сделаешь, нам уже с Ривой всё равно, но мы знаем точно, что ты это сделаешь лучше всех, а будет ли наследницей твоя ещё не рождённая дочь или будущие невестки, совершенно не важно.
Обе пожилые женщины ласково улыбались любимой внучке.
Фрося
Чтобы у Майи не возникли возражения, Фрося привела неопровержимые аргументы:
– Майечка, ты очень славная девочка, но дай нам возможность с Ривой, наконец, отвести души в сердечном разговоре без свидетелей.
Поезжай со спокойной совестью, а если вдруг ты нам срочно понадобишься, мы свяжемся с тобой по мобильному телефону.
Сейчас такая продвинутая жизнь, что скоро будем докладывать близким, когда в туалете находимся и, что там делаем.
– Но, бабушка Фрося, я ведь собиралась всё своё свободное время посвятить тебе.
Фрося обняла внучку.
– Девочка моя, как ты похожа характером на свою маму, рядом с тобой я оттаяла душой и не так остро чувствую боль невосполнимой утраты, потому что, обнимая тебя, будто бы прикасаюсь к своей Анютке.
После отъезда Майи, Фрося с помощью работницы дома престарелых, в обязанности которой входило обслуживание пациентов заведения, тепло одели Риву и они отправились на уличную прогулку.
Фрося катила коляску, с находящейся в ней Ривой по утопающему в зелени двору и обе женщины спокойно переговаривались, будто бы подобная прогулка была для них обыденным делом.
– Знаешь, Фросенька, я часто ловлю себя на мысли, что прояви я после войны немножечко больше настойчивости, то смогла бы разыскать тебя с моей Ханочкой и, теперь трудно даже представить, как бы сложились наши судьбы.
– Ривочка, а я всегда этого боялась, потому что мысли себе не допускала, что навсегда смогу расстаться со своей девочкой.
Но, мне кажется, я даже уверена, чтобы я вас никуда от себя не отпустила.
– Нет, жизнь назад не повернёшь и, возможно, не стоит этого делать даже мысленно.
Мы с тобой сестричка прожили так, как могли, как подсказывала нам совесть и сложившиеся обстоятельства.
Мне не за что себя корить, как и окружавших меня долгие годы людей, которые разукрасили мои дни счастьем, покоем и приятными заботами.
Ах, Фросенька, Фросенька, но были в моей жизни ещё и фашисты, их, как людей, я в расчёт не беру, это нелюди.
Фрося слушала тихий голос Ривы не перебивая, понимая, что той необходимо выговориться.
– Фросенька, прошли только сутки, как ты появилась наяву в моей жизни, а у меня такое чувство, что мы с тобой никогда не расставались.
Ведь все годы, после того, как ты меня разыскала с помощью евреев в Вильнюсе, не было, наверное, такого дня, чтобы я о тебе не вспоминала...
Фрося нашла лавочку под солнышком и присела, продолжая слушать грустный голос Ривы: