Фрося
Шрифт:
обратном пути, а сейчас выезжаем на основной тракт, километров через десять будем в
Сосновске, не Москва, но и не ваш посёлок.
глава 71
Они въехали в районный центр, одноэтажные домишки вскоре сменили двух и
трёхэтажные.
Семён предложил вначале справиться с его делами, а потом он поможет Фросе сделать её
покупки,
Фрося из кабины машины наблюдала, как везде радушно встречают Семёна, люди
улыбались ему навстречу, хлопали по плечам и от души смеялись его шуткам.
Очень быстро он справился со своими задачами, переключился на Фросю.
Действительно, с помощью Семёна, Фрося достаточно быстро прикупила необходимое из
того ассортимента, что нашла в местных магазинах, ничего особенного, но на зиму её муж
и сын, и она сама стали более или менее одеты и обуты.
Покушав в уютном ресторанчике, где её кавалер очень галантно ухаживал за дамой, они
не мешкая, отправились в обратную дорогу, путь то не близкий.
Свернули с основного тракта уже с наступающими ранними осенними сумерками.
Стал накрапывать дождь и капли его звонко барабанили по крыше машины.
Семён включил фары, которые освещали только петляющую дорогу и выхватывали из
темноты раскоряченными чудищами подступающие близко деревья.
Под монотонный рёв машины и шум дождя Фрося незаметно задремала.
Через какое-то время её разбудил голос Семёна:
– Нет, подружка, так не пойдёт, прекрати спать, а иначе я заклюю носом и машина
впишется в тайгу.
Ты, так сладко посапываешь, что и у меня глаза начали слипаться.
А главное, мне же не терпится послушать твой обещанный рассказ о себе...
Женщина встрепенулась, сон мгновенно отступил, мысли вернулись в далёкое и не столь,
прошлое...
Фрося не понимала почему, но ей самой нужно было выговориться, кроме Вальдемара,
Рувена и того, другого Алеся, она никому никогда не открывала душу, ей захотелось
поведать кому-то обо всём без утайки, и даже, никому-то, а именно вот этому, только что
встреченному мужчине, к которому сразу почувствовала симпатию и доверие:
– Ах, Сёма, разве можно сравнить твою полную событий жизнь, с моей тусклой...
Моё детство и девичество прошло в глухой деревне, кроме школы, в которую мы бегали
за четыре километра, однообразная жизнь в небольшом домике, где у родителей кроме
меня было ещё три старших дочери.
Я с ранних лет привыкла работать на огороде и ухаживать за скотиной.
Наша семья в деревне была пришлая
Отец мой не был пьяницей, но ужасный романтик, всё хотел разбогатеть, поэтому уехал в
Варшаву, где и следы его пропали.
Так я дожила до восемнадцати лет, а потом...
И Фрося войдя в повествование, начала рассказывать, практически чужому человеку, все
перепития своей жизни с момента приезда в Поставы и до этих пор...
Она не испытывая особого смущения поведала даже о том, как она в браке со Степаном не
познала радости женского интимного счастья и только Алесь смог разбудить в ней это
несравнимое ни с чем чувство, и во многом поэтому она поехала сюда к нему на другой
конец света, принимая их страсть за любовь.
Все двенадцать лет разлуки она боготворила его в мыслях, ни одного мужчину даже
представить не могла на его месте, хотя претендентов было немало, но она их отметала
без раздумий.
А вот сейчас не может в себе разобраться, нет, не потому, что он связался с другой бабой,
просто она не видит в нём прежнего Алеся, благородного и возвышенного, гордого и
целеустремлённого.
А может быть, он таким и не был...
Просто, очень может быть, что в своём одиночестве, она нарисовала себе этот образ.
Конечно, могло так случиться, что лагерь и его окружение сломали его, он ухватился за
первую попавшуюся юбку, которая посулила сладкую пищу и постель:
– Ах, Сёма, Сёма, вот распустила с тобой нюни, а всё потому, что не могу сама теперь
разобраться, в своих чувствах к нему нынешнему, а может такое быть, что и в прошлом
ошибалась.
Ведь ничего из того, что я о нём напридумывала, он и проявить не успел, оглядываясь
назад, она отлично понимает, что все его благородные поступки были продиктованы
силой обстоятельств, но одно бесспорно, он её любил...
Фрося в сердцах тряхнула головой, будто отгоняя наваждение, вернулась в своём рассказе
к своим тяжёлым родам, о том, как молодые врачи Меир и Рива спасли ей и её сыну
жизнь.
Вдруг по щекам её потекли слёзы. Она перешла в своём рассказе про историю об Анечке:
– Я могу долго говорить о моей ни с кем несравнимой доченьке, из-за которой,
вынуждена была всю войну отсидеть в деревне, куда наезжал ко мне Алесь, где мы жили
там, как муж и жена, даже сыночка смастерили...
Фрося впервые, с момента, как стала выворачивать душу наизнанку перед Семёном,
засмеялась:
– Вот с этим Андрейкой, я и приехала сюда к папе его, ему уже скоро четырнадцать лет...