Фрося
Шрифт:
принимать решение.
Она же настолько была уверена в своей любви и в любви к ней Алеся, что даже допустить
не могла нынешнее положение вещей.
А тут ещё и Семён упал на её голову... Что она нашла в этом человеке, но её тянуло к нему
со страшной силой.
Вернуться и что дальше?!
Старшие дети определенны, в её опеке не нуждаются.
Андрея сорвать сейчас отсюда крайне сложно, середина учебного года, тёплые отношения
с отцом, благотворно сказывающееся
И она сама...
– потерявшая надежду, связанную с Алесем, невероятно трудные объяснения
со Стасом, Аней и Олей, да, и с другими любопытствующими.
Её пугало беспросветное одиночество, потеря цели и уходящая молодость, в которой она
по-настоящему так и не познала бабьего счастья, не считая меньше, чем двухлетнего
периода любовных отношений с Алесем, под страхом, урывками, беременной и после
родов.
Чем больше размышляла Фрося, тем больше ей становилось жалко себя, так жалко, что
хотелось выть и разом покончить этим предвещающим серость будущим.
А Семён?
А, что она для Семёна, новое развлечение для распутного мужика, потешится и бросит,
сколько у него таких перебывало, Аглая, и та, зубы скалит.
Ну, и пусть потешится, ну, и пусть бросит, что она потеряет... невинность, авторитет,
доброе имя?!...
Фрося, горько усмехнулась от этих мыслей - невинность она потеряла так, что и
вспоминать не хочется, втоптал муж в кровать в первую брачную ночь пьяным, походя,
без ласки и нежных слов, как бык корову покрыл.
Авторитет...
– ну, да, уборщица, сказал Алесь, стыдно в общество интиллегентное
привести, вырвала из рук любовницы и не подавилась.
Доброе имя...
– а кто может палку кинуть в её огород, двух мужиков имела, так ни одного
же не обманула, каждому по сыну подарила, что она виновата, что один был бык
безмозглый, а второй козёл с бубенцами, кроме звона ничего путного.
Дура! Да вроде нет... Наивная, так тоже нет, просто доля такая несчастная.
И снова мысли вернулись к Семёну, на радость или беду она его повстречала, а если бы не
повстречала...
В это время боком в дверь протиснулся Алесь и натолкнулся сразу на горящие глаза
Фроси:
– Погулял хорошо, дорогой муж, там же было общество не чета нашему.
Вот, хочу только узнать, почему ты припёрся ко мне тогда в сорок первом, к замужней
бабе с дитём, к неотесанной деревенщине, читающей от случая к случаю, что в руки
попадётся, чаще цены в магазине?
Почему написал то письмо, от которого я с ума сошла и полетела бы к тебе в тот же день,
только больной твой дядя и дети сдерживали?
Готовил платформу, куда можно будет после поселения
что деревенская баба, зато достаток, а умное общество везде можно найти.
И, тут рожки склонил, пошёл на поводке в приготовленное жилище, расплатился с
вдовушкой за тепло и заботу, а скорее, выгнала, в чём стоял, а тут опять, баба-дура, одела,
обула, накормит, приберёт, обстирает, да, ещё и супружеский долг не надо выполнять, там
похоже и нечем, страшные урки всю хотелку отбили...
Фрося уже давно не сидела, а стояла напротив Алеся и хлестала словами, как
справедливыми, так и просто оскорбительными, но ей уже было всё равно, вся горечь, что
накопилась на её душе, хлынула кипящим потоком.
Она не плакала, не кричала, а выплёскивала всё это ровным голосом, почти шёпотом.
Алесь стоял втянув голову в плечи, дёргаясь, как от ударов под градом слов, весь хмель
набранный за эту ночь улетучивался по мере того, как до него доходил смысл
происходящего.
Ведь вроде всё наладилось: интересная работа в школе, приятное общество
единомышленников и людей равных по развитию, эрудиции и наклонностям, обретённый
сын, любовь которого внесла дополнительный смысл в его жизнь, которому было приятно
отдавать накопленный багаж знаний, и быть в его глазах авторитетным и уважаемым.
И он решил попробовать всё это спасти.
Неожиданно упал на колени перед Фросей, стал целовать её ноги, плакать и умолять о
прощении, клясться в том, что в корне изменится, что он введёт её в своё общество, что
это она его отвергла, а он будет услаждать каждый день её тело...
И к ужасу Фроси, она увидела Андрейку стоящего в дверях своей комнаты,
наблюдающего эту мерзкую картину.
глава 77
От неожиданности Фрося похолодела, страшная боль сдавила виски, сердце сжалось так,
что нечем было дышать, но она понимала, что нужно срочно выходить из создавшегося
положения.
Преодолев дурноту и стыд, она подняла глаза на сына:
– Андрейка, сыночек, уйди в свою комнату и закрой за собой дверь, я потом с тобой
поговорю...
И, когда за сыном закрылась дверь, обратилась к растерявшемуся, стоящему на коленях
Алесю:
– Всё, хватит ломать комедию, поднимайся и уходи навсегда из моей жизни.
Вещи я твои собрала, проверь, может что забыла, на это и на разговор с сыном я тебе даю
пол часа, если ты за это время отсюда не уберёшься, даю слово, погоню кочергой...