Фрунзе
Шрифт:
Фрунзе то и дело прерывал автора, приговаривая:
— Так… Так!.. Отлично! Замечательно!.. Правильно!..
Товарищ Фрунзе приказал немедленно начать печатать «Манифест» — о тираже разговора не могло быть:
— Печатайте хоть миллионы! Чем больше, тем лучше!
И уже через день-другой по всему фронту летел «Манифест» как песня и снежной лавиной падал с самолетов на голову беляков в Севастополе, Симферополе, Ялте и Феодосии.
«Манифест» казался тарабарщиной: слова немецкие, слова вывернутые; но запомнились они мигом. Михаил Васильевич, к примеру, после второго чтения читал агитку Демьяна наизусть, вплоть до последней строфы:
…ВиДемьян попал в точку, поймал за хвост жар-птицу. Беляки стали переходить линию фронта с «Манифестом» в кармане и предъявляли его как охранную грамоту, не желая служить «подлюге Врангелю».
Когда у Фрунзе спрашивали, скоро ли начнется наступление, он отвечал:
— Да, скоро… Я «нашинаю» в ближайшие дни!..
Важным было совещание в Кременчуге: командармы решали вопрос о главном и вспомогательном ударе по Врангелю.
О главном, решающем ударе двух мнений не было. Все сошлись на одном: как только подойдет 1-я Конная, Буденный, Авксентьевский, Эйдеман, Блюхер и Городовиков отсекут войска барона от перешейков, не давая белым прорваться в Крым. В крайнем случае ворвутся туда на плечах отступающего врага, — Зимняя кампания исключается.
— Я дал слово Владимиру Ильичу кончить к декабрю, — сказал Фрунзе.
Споры были о том, чего добивается Врангель в данный момент. При первом взгляде на карту можно было заключить, что он решил овладеть Донбассом. Главные силы его левой колонны шли на Макеевку. И из бассейна поступали тревожные сведения: там начали эвакуацию. Однако барон одновременно замышлял что-то на Кубани и подозрительно передвигал части в районе Александровска.
Командармы решили: остановить Врангеля в ближайшие дни. С Каховского плацдарма нанести серию ударов на северо-востоке и срочно возводить мост для конницы Буденного в окрестностях Никополя. А на северо-запад выдвинуть войска во фланг Врангелю для поддержки Юзовской группы в Донбассе.
— Не дурак же этот барон! — сказал Фрунзе. — Полководец он опытный и, надо думать, не хуже нас понимает, что, пока в тылу у него есть Каховский плацдарм, Донбасса ему не видать. Значит, поход в Донецкий бассейн — широкий отвлекающий маневр. Что бы я сделал на месте Врангеля, у которого хозяин — Антанта и случайный друг — пан Пилсудский? Я бы опрокинул плацдарм в Днепр, перескочил на правый берег и хотя бы символически устремился на помощь Пилсудскому. Это подтверждает и главком. Панская Польша хотела подписать мирный договор восьмого октября, теперь срок отодвинут. Пилсудский дышит на ладан. Неизбежен удар Врангеля по Каховке с выходом на Правобережную Украину!..
Четко определил Фрунзе операции Южного фронта в ближайшие дни. 6-я армия энергичной разведкой беспрерывно тревожит противника и собирает данные о его силах против Каховского плацдарма. Она же немедленно строит переправы неподалеку от Никополя. 13-я армия вышибает части барона из Александровска
Командармы спешили к своим штабам. Но Михаил Васильевич с каждым из них успел поговорить с глазу на глаз: в такой обстановке точнее определялись индивидуальные качества любого начальника.
С Уборевичем состоялся разговор о «стрелах». В его армии накопилось до сорока пяти старых самолетов: «ньюпоры», «фарманы» и «вуазены» и несколько тяжелых бомбардировщиков «Илья Муромец». Их перебросили с Западного фронта по указанию Владимира Ильича. Так как бомб недоставало, смекалистые мастера предложили применять полые, заостренные цилиндры с поставленными под углом лопастями. Падая вниз, эти «стрелы» набирали силу с ужасающим визгом. Очень хороши были они для ударов по скоплению кавалеристов, особенно в комплексе с бомбами. Свист бомбы, грохот разрыва, страшный вой «стрел» — это действовало безотказно. Когда же «стрела» попадала в кавалериста, она прошивала его насквозь вместе с лошадью.
— Голь на выдумки хитра! — горько улыбнулся Фрунзе. — Что ж, бросайте «стрелы», пока не снабдят нас бомбами. Но уделите особое внимание разведке с воздуха: я смотрел снимки Турецкого вала — очень плохо.
— Будет исполнено, товарищ командующий! Со своей стороны прошу санкции: когда войдет в дело армия Буденного, я хочу подкрепить ее кавалерийским корпусом от Геническа. Часть я сколочу, и командир есть отличный — Каширин.
— Действуйте, Иероним Петрович! Я даже сам хотел вам сказать об этом…
Был разговор и с Блюхером: первый, но не последний. Михаил Васильевич вызвал его на высокое совещание по той причине, что он оборонял Каховский плацдарм и, как Чапаев на Восточном фронте, командовал дивизией особого состава. У него были четыре стрелковые бригады, два кавалерийских полка, пять артиллерийских дивизионов, тяжелая гаубичная батарея и два авто-бронеотряда. Да и хотелось повидать героя, награжденного первым орденом Красного Знамени.
— Вам задача ясна, Василий Константинович? — обратился к нему Фрунзе.
— Да, удерживать Каховский плацдарм, вести активную разведку и с жадностью глядеть на Перекоп.
— Почему же так: с жадностью?
— Очень крепкий орешек, Михаил Васильевич. Да и руки чешутся скорей раздавить его. Устали бойцы, кончать войну надо разом.
— А насколько крепкий? Наши летчики дают очень слабое представление об огневой мощи обороны Врангеля.
— Так то с воздуха! Летчик сидит как кочет на насесте и только об одном думает: как бы не загреметь? А мы — с земли. Посылал я недавно двух ребят — коммунистов, — рискнули разведать укрепления в казацкой одежонке… Врангель не зря сидел в Крыму. Турецкий вал еще с древнейших времен — преграда страшная: тянется на одиннадцать верст, подошва — аршин двадцать, высота — пятнадцать. Перед ним беляки отрыли к лету ров: глубокий, человек пять надо поставить друг другу на плечи. Окопы полного профиля и заграждения из проволоки — до пяти кольев. Орудий — близко к сотне, пулеметов и того больше. На случай отступления есть вторая полоса у Ишуньских позиций. В лоб не больно возьмешь. А по Сивашу, на Литовский полуостров — это как бог даст!