G.O.G.R.
Шрифт:
– Пя-пятнадцатая ка-камера, Николай Светленко, – Пётр Иванович титаническим усилием заставил себя говорить, Сидоров переминался с ноги на ногу у двери кабинета и хлопал глазами, не понимая, как это Вавёркин, и вдруг не знает «киевскую колдунью»!
– Отлично! – улыбнулся «колобок» Вавёркин и «подкатился» к Сидорову.
– Проводите? – осведомился он, установив на сержанта свои пронзительные голубые глазки.
– Саня, проводи… – икнул Серёгин.
– Ид-дёмте, – пробормотал Сидоров и вышел в коридор.
Сидоров проводил Вавёркина в камеру к
«Такого сотрудника у нас никогда не было», – вот что пришло через несколько минут из Киева в ответ на срочный факс. Прочитав этот ответ, Пётр Иванович аж подпрыгнул.
– Чё-ёрт! – чертыхнулся Серёгин и ещё раз прочитал пришедший из Киева факс.
«Такого сотрудника у нас никогда не было», – да, да, Киев написал именно так! Пётр Иванович не ошибся – в Киеве не знали ничего о Маргарите Садальской!
Кто же тогда попал к ним в отделение вместо гипнотизёра?! Уж не Маргарита ли Садальская влезла в сейф? А вдруг она – сообщница Тени? Уж не она ли наводит «звериную порчу»?!
Где-то в архиве должно храниться её личное дело – если оно у неё ещё было…
Серёгин, перескакивая через две ступеньки, примчался в архив. На его коричневой деревянной двери висела аккуратная табличка «Соблюдайте тишину» – как в библиотеке. Пётр Иванович с бега перешёл на шаг и подкрался к молчаливому архиву, почти что, на цыпочках.
Архивариус Зинаида Ермолаевна обедала: пила чай с ватрушками. Пётр Иванович подобрался к ней едва ли не на цыпочках, чтобы не нарушать тишину: Зинаида Ермолаевна очень не любила, когда у неё в архиве шумели. Когда она заметила Серёгина – то сразу же отложила свою ватрушку на тарелку и отставила в сторонку чашку.
Зинаида Ермолаевна порылась на полках, в картотеке, в ящике стола…
– Ничего не понимаю… – пробормотала она, подняв голову из-за стопки пыльных папок, что покоились тут, на полке, наверное, со времён царя Гороха.
– А? – не понял Серёгин, едва удерживаясь, чтобы не чихнуть от архивной пыли.
– Я не могу понять, куда я его засунула… – изрекла Зинаида Ермолаевна и снова нырнула куда-то в пыльное море «древних» дел.
– В смысле?! – перепугался Пётр Иванович и спрятал за спину руки – чтобы Зинаида Ермолаевна не заметила, как он, нервничая, крутит пальцами.
– Нету! – поставила точку Зинаида Ермолаевна, снова показавшись над «волнами» «уснувших» папок. – Я не понимаю, что могло произойти… Личные дела сотрудников хранятся пять лет… А тут – нету…
– Скажите, пожалуйста, – заволновался Серёгин, проглотив в желудок испуг, скомкавшийся в горле. – Его никто не брал на руки?
– Ой, я и не знаю теперь… – Зинаида Ермолаевна надвинула на пуговичный вздёрнутый носик тяжеленные толстые очки и полезла в журнал регистрации. – Записи нет. Смотрите, – она уже с явным испугом и дрожью в руках повернула журнал регистрации к Серёгину и показала пальцем на последние записи.
Да, действительно, личное дело Маргариты Садальской никто не брал – да и кому
– А вы поищите ещё, пожалуйста, – чуть ли не взмолился Пётр Иванович, всеми фибрами души отвергая возможность похищения дела Садальской.
– Ладно, поищу, – пожала плечами Зинаида Ермолаевна.
Избавившись от очков, она снова спряталась в «пучину» «спящих» дел. Но нужного Зинаида Ермолаевна таки не нашла.
– Пропало! – всполошилась она, – окончательно вынырнув из-за своих полок. – Это надо акт составлять – о пропаже!
«Надо бы напустить на Зинаиду Ермолаевну нашего Вавёркина. Заодно и проверим, какой он гипнотизёр», – решил про себя Серёгин.
А Вавёркин тем временем познакомился со Светленко – Интермеццо. В сопровождении Сидорова и Муравьева он зашёл к нему в камеру и увидел «короля воров» лежащим на нарах лицом вниз. Его сосед по камере хлебал их пластиковой миски суп «Мивина» и то и дело бросал на Николая полные сочувствия короткие взгляды.
– Депрессия, – лаконично сообщил сосед Светленко Вавёркину, ткнув в сторону Николая большим пальцем. – У него сегодня не приёмный день – ушёл в «собственный пупок».
– Саня, отсади-ка Крекера, – проворчал Муравьёв, расписывая ручку на краешке протокола. – А то сейчас начнёт тут анекдоты свои травить!
– Я с детства мечтал увидеть, как гипнотизируют! – пискнул из своего угла Крекер, вытирая губы своей шапкой с логотипом группы «Оникс».
– Пойдём! – прикрикнул на Крекера Сидоров, скрутив ему руки за спиной.
– Ай, больно! – обиделся Крекер и обмяк в руках сержанта, превратившись в некий студень.
– Не развалишься! – отпарировал Сидоров, выталкивая бандита в коридор. – Давай, выпетривайся уже, мечтатель!
Крекер был выведен, и дверь камеры закрылась.
– Переверните его, – сказал Вавёркин Муравьеву, кивнув на не подающего признаков жизни Колю.
– Давай, поворачивайся! – Муравьёв пихнул Светленко в бок.
Коля сел на нарах, вытаращил на своих «гостей» покрасневшие глаза и произнёс хриплым голосом:
– Опять гипнотизируете? У вас всё равно ничего не выйдет – вы же знаете, что я окозлеваю, когда вы колдуете. Я хочу во всём признаться, но не могу…
– Отставить! – отрезал нытьё Николая Муравьёв, и достал бланк протокола. – Вавёркин, начинайте.
Действия Вавёркина отличались от действий Лисичкина и Садальской. «Колобок» раскрыл свой чёрный кейс, вытащил из него ноутбук и установил его на столе, рядом с протоколом Муравьёва. Ноутбук был непростой – наряду с обычным шнуром питания к нему присоединялись некие змеящиеся тонкие проводки с какими-то присосками на концах. Муравьёв с удивлением наблюдал, как гипнотизёр Вавёркин пристраивает эти самые присоски на «зверообразной» голове понурого Светленко.