G.O.G.R.
Шрифт:
Уже в кабинете Петра Ивановича Сидоров сказал:
– Не нужно было уступать. Наша «тридцать семёрка» ещё не закончена. Мы же не поймали Тень!
– Не кипятись ты так, Саня, – сказал Серёгин. – Василий Николаевич прав. «Тридцать семёрка» – мертвец. А у нас накапливаются целые горы «живчиков».
Недобежкин специально отругал Петра Ивановича и Сидорова. Начальник собирался засекретить тридцать седьмое дело и собирался добиться того, чтобы другие сотрудники РОВД, услышав, как он ругается, подумали, что дело Серёгина будет закрыто. А потом, когда рабочий день закончился, и пора было уходить домой, Недобежкин задержал Петра Ивановича и Сидорова, и снова
Начальник отделения не начинал разговор да тех пор, пока не затихли голоса в коридоре и все сотрудники не разошлись по домам.
– Пётр Иванович, – начал, наконец, Недобежкин, ёрзая в своём удобном кресле, обтянутом тёмно-вишнёвой натуральной кожей. – Ваше тридцать седьмое дело по хорошему подлежит немедленному засекречиванию.
Пётр Иванович и Сидоров сидели на стульях для посетителей и молчали, а Недобежкин продолжал с донельзя серьёзным видом:
– Вы напали на след потерянного двадцать лет назад секретного проекта под названием «Густые облака». Его начали ещё в начале века, и, я знаю, что добились некоторых результатов. Исследователи пытались создать так называемого сверхсолдата, и им это каким-то образом удалось. Проект давно закрыт, но его результат вырвался на свободу и, кажется, попал к нам, в Донецк. И даже заходил к нам в отделение. Возможно, что это – Зайцев, возможно – Маргарита Садальская, а возможно и сам Тень. Вы с Сидоровым продолжите расследование тридцать седьмого дела, только тайно, а официально – возьмёте другое. Вам ясно?
– Ясно, – ответил Серёгин, который никогда не расследовал засекреченных дел.
– Ясно, – прошептал Сидоров.
– Никто в отделении, кроме вас и меня, не должен знать, что расследование тридцать седьмого дела до сих пор идёт. И поэтому – вы со всех собранных документов снимаете копии, оставляете их себе, а само дело сдаёте в архив, вам ясно?
– Так точно, – ответил Пётр Иванович, чувствуя, как по его спине наперегонки бегут мурашки. – Василий Николаевич, – Серёгин извлёк из внутреннего кармана пиджака пожелтевшие бумаги, вытащенные из кармана арестованного киллера «Кашалотовой креветки» и положил их на стол перед Недобежкиным. – Вот это мы нашли у человека, которого поймали в деревне Верхние Лягуши.
Недобежкин рывком схватил жёлтые, рассыпающиеся в руках листы, осторожно развернул их и принялся жадно читать. Документов было два: один – написан вручную и по-русски, а второй – напечатан на машинке и по-немецки.
– Гопников, – пробормотал Недобежкин. – Знакомая фамилия… Я пробью по своим каналам… А вот этот документ, с «курицей», – начальник показал на бумагу с немецким текстом и фашистским орлом в заголовке. – Вообще, исторический. Я переведу его электронным переводчиком, а потом – допросим вашего «лягушинца». Но только зарубите себе на носу – никому ни слова, даже Муравьёва исключите из расследования, вам ясно?
– Так точно, – кивнул Пётр Иванович.
– Так точно, – тихо сказал Сидоров.
– Выполняйте, – распорядился Недобежкин.
– Есть! – в один голос ответили Серёгин и Сидоров, а мурашки на спинах обоих устроили настоящую олимпиаду.
В тот же вечер Пётр Иванович снял копии со всех документов, что собрались в папке «Дело № 37», и сложил их в отдельную папку, на которой не написал ни слова. А само тридцать седьмое дело Пётр Иванович завтра передаст в суд. Пускай доблестные и справедливые судьи судят Кашалота, Чеснока, Сумчатого, Утюга, Крекера, Батона и Додика. Они – только пешки в громаднейшей игре… не то разведок, не то – каких-то монстров…
====== Глава 5. Начинается
Решившись на секретное расследование, Пётр Иванович и Сидоров получили доступ к «секретному узнику» Недобежкина Гохе. Гоха сидел в полном изолированном одиночестве в своей тринадцатой камере и, не переставая, пел себе под нос «народную песню» – одну из тех, с которыми «давал концерты» в подземном переходе. Серёгин сразу заметил, насколько удручающий вид имеет этот «народный артист». Скорее всего, он неделями не моется, одевается со свалки и не кушает дня по три, а то и больше. К тому же он уже не молод: головёнка лысеет, бородёнка седеет…
– Гоху Брузиков знает, – сказал Сидоров, увидав «секретного узника».
– Ну, спроси Недобежкина, можно ли его привести, Брузикова твоего… – пробормотал Серёгин, который в принципе, не умел вести секретные расследования.
Недобежкин подумал над предложением Сидорова о Брузикове и наконец, согласился: если этот Брузиков поможет выяснись личность «народного киллера», то пускай приходит.
– Только через пожарный выход! – предупредил Недобежкин. – Ключ у Серёгина есть.
Сидоров отправился за своим «паранормальным» дружком Брузиковым, а Пётр Иванович решил пока сам пообщаться с Гохой. За те полчаса, пока шёл поиск донецкого «Ван-Хельсинга», Серёгин узнал, что Гоху зовут Гоха, что фамилия у него – тоже Гоха, что он поёт в переходе, потому что закончил музыкальную школу и не попал в оркестр. Больше Гоха о себе ничего не знал. Адреса у него тоже не было, а ночевал Гоха или в том же переходе, где пел, или у дружка по имени Митяй и по фамилии… тоже Митяй.
– Митяй – это Дмитрий? – спросил Серёгин.
– Митяй, – прогнусавил Гоха.
Когда же Пётр Иванович захотел узнать, где же живёт этот благодетель Митяй, то выяснилось, что «меценат» Гохи проживает в другом переходе – между улицей Университетской и центром «Золотое кольцо». Из уст Гохи адрес Митяя звучал так:
– Ну, в подземке, там, около круглой ерунды, балды этой, что замест базара накрутили!
«Ладно, в подземке, так в подземке, – подумал Серёгин. – Надо бы подпушить этого Митяя, интересно, что он скажет?».
А потом Сидоров доставил Брузикова. Донецкий «Ван-Хельсинг» был несколько устрашён тем, что Сидоров провёл его через пожарный выход тёмным коридором и поэтому, зайдя в камеру Гохи обалдело озирался по сторонам. Наверное, думал, что его поймали за отлов вампиров без лицензии!
– Вы Гоху нашли? – изумился Брузиков, ни с кем не поздоровавшись.
– Как видишь, – сказал Серёгин. – Знаешь Гоху?
– Знаю, – согласился Брузиков.
– А Митяя? – поинтересовался Серёгин.
– И Митяя знаю, – согласился Брузиков. – Митяя даже дольше чем Гоху, потому что Митяй раньше появился. А Гоху Митяй нашёл только год назад на свалке. Гоху кто-то побил и на свалке бросил, а Митяй подобрал его, выходил и к делу пристроил.
– К делу – это петь в переходе? – осведомился Серёгин.
– Ага, – кивнул Брузиков. – Митяй в Ворошиловке – главный бомж. И переход у него самый шикарный. Он и распоряжается, куда кого пристроить.
– Ээ, Брузак, чо со мной не здоровкаешься?? – подал свой гнусавый надтреснутый голосок Гоха.
– Здорово, Гоха, – «поздоровкался» «Брузак», не глядя ни на Серёгина, ни на Сидорова, ни на Гоху, и созерцая пространство над Гохиной башкой.
– Ну, во, Брузак, теперь иной базар! – обрадовался Гоха, встряхнув реденькой своей бородкой. – А то впёрся, как рыбень! Ни те здорово, ни те покеда! А ну, вываливай, как делишки!