G.O.G.R.

Евтушенко Анна

– И околеет, как Филлипс? – буркнул Недобежкин. – Я так посмотрю, что эта ихняя «порча» смертельна! Побарахтаются чуть-чуть – и пожалуйста!

Заслышав страшный «диагноз», Пётр Иванович невольно содрогнулся: ведь и у него тоже была «звериная порча»! «Эй, а что, если и у меня она тоже прошла?» – подумал вдруг Серёгин, решив, что, наконец, сможет рассказать про монстра – тень. Даже если он после этого «крякнет», «склеит ласты», «отдаст концы», или «откинет копыта» – то хотя бы, «зажмурится» героем…

– Скажите, – пристал к перепуганному

Семёнову Ежонков, подкравшись к нему вплотную. – Что вы помните?

– Я… я… ехал по шоссе… на дачу, – выдавил Семёнов, скукожившись в углу. – И тут – грузовик… Бух! И я очнулся тут, в вашем этом… обезьяннике…

Вот, как! Выходит, что «порчу» на него навели почти полтора года назад! Как он только не свихнулся? Пётр Иванович с Сидоровым чуть не свихнулись, пока охотились за его металлоломом, чтобы вывести на чистую воду мошенника Зайцева…

– А к-который час? – простонал Семёнов, поглядев на свои руки и обнаружив, что его часы куда-то запропастились. – И… это – не моя одежда… – определил он, встав и критически рассмотрев своё тряпьё.

– Одиннадцать тридцать четыре! – подсказал Недобежкин, бросив взгляд на циферблат своих новых часов. – Только вот, годик уж десятый пошёл! – язвительно сообщил он и грозно осведомился:

– Где вы были, Семёнов??

– Ык! – икнул Семёнов и повалился на пол по второму кругу.

– «Слоников» не напасёшься! – фыркнул милицейский начальник. – Нет, вы меня достанете, и точно запихну кого-то в «слоник»… Начнём хотя бы, с тебя, Семёнов!

– Н-не надо, я вас умоляю… – пискнул из угла Семёнов, отползая дальше и дальше. – Я ничего не делал… Я просто ехал на дачу… У меня была амнезия?

– Ну, вроде того, – согласился Ежонков. – И, чтобы вылечиться от неё – вам придётся подвергнуться сеансу гипноза! – пропел «суперагент», хищно потирая ручки. – Можно, а, Васёк? – подмигнул он Недобежкину.

– Давай, – прогудел Недобежкин. – Если сможешь!

– Серёгин, подними его на нары! – распорядился гипнотизёр Ежонков. – Сейчас я распушу! Ух, распушу!

Пётр Иванович быстренько водворил дрожащего Семёнова на нары и отошёл в сторонку – чтобы самому не подвергнуться гипнозу. Милицейский начальник прошествовал вглубь камеры и уселся на соседние свободные нары. Сидоров на всякий случай приблизился к «подопытному» Семёнову: а вдруг он снова озвереет, и придётся успокоить его кулаком?

Когда Ежонков опустил Семёнова в глубины подсознания – тот замер, затих и глупо вытаращил стеклянные глазки.

– Процитируйте седьмой параграф учебника истории за пятый класс! – вкрадчиво потребовал Ежонков, прохаживаясь мимо «подопытного» Семёнова, словно академик И.П.Павлов – мимо экспериментальной собачки.

Семёнов разинул рот и начал буровить что-то про древних греков, а Ежонков так и пританцовывал, празднуя небольшую победу.

– Не говори «Гоп!», – добавил ложку дёгтя Недобежкин. – Про греков они все хорошо распространяются! А вот, что он ответит по существу – знает только конь в пальто!

–

Нормальком ответит! – пообещал Ежонков и задал этот самый вопрос по существу:

– Гражданин Семёнов, что с вами случилось после того, как ваш автомобиль столкнулся с грузовиком?

Семёнов разом заглох, привалился спиною к холодной голой стенке, два разика моргнул глазиком и пространно изрёк:

– Бык-бык!

Серёгин прыснул в рукав, зная, что пушить сейчас будут Ежонкова. Сидоров хихикнул.

– Бык-бык! – повторил Семёнов, обнажая всю некомпетентность гипнотизёра Ежонкова.

– Так, – протарахтел Недобежкин, дёрнув себя за ус. – И снова у нас с тобой, Ежонков, «Бык»! Быкуешь ты, Ежонков. Сам не замечаешь?

– Память стёрта! – начал оправдываться Ежонков. – Я не могу считать то, чего нет!

– Ну, да! – съехидничал Недобежкин. – Говоришь, что ему всё отшибли, «Быка» закачали, и думаешь, что я тебе поверю? Не по зубам он тебе, Ежонков! Пойдёмте, лучше, посмотрим на Грибка!

Грибок оставался в том же состоянии, в котором пребывал уже почти что, год. Он сидел на полу, шумно хлебал растворимый суп, а когда заметил, что к нему пожаловали гости – оторвался от миски и обыденно сообщил:

– Кормёж – у!

– Ага, – кивнул Недобежкин и вытолкнул вперёд себя Ежонкова. – Давай, Гарри Поттер, колдуй!

– Ы! – взялся болтать Грибок, не выпуская миски из рук. – Видала бы меня Куздря – вся бы на слюни изошла! Она только и умеет, что грызла всем раскалывать! А так – в голове – ни бум-бум! Старушонка дура-дурой! Лет ей тридцатник, а рыльник – на все сто! Бо мутантами обжирается, пузо откормила, шо свинюка, а всё туда же – жрать ей, видите ли, нечего! Сало своё жри, Куздрёха!

– Цыц! – отрезал монолог Пётр Иванович, который видел эту «Куздрёху» своими глазами и может сказать про неё лишь то, что она уже не человек, а гуманоид.

Грибок замолчал и обиженно глянул на Серёгина из-за своей миски, мол, зачем рот затыкаешь, ментос?

– Грибок! – подбежал к нему Ежонков. – Давай, бросай хавать – буду тебя гипнотизировать!

С этими словами «суперагент» схватил пухлыми пальцами миску Грибка и начал отбирать её. Грибок ощерился, словно пёс, у которого выхватили кость, зарычал нецензурную брань, но миски не выпустил. Со львиными силой и отвагой защищал он свой «кормёж», чтобы не дай бог, Ежонков его не заглотал.

– Может быть, дашь ему поесть? – осведомился Серёгин, видя, что Грибок начинает махать кулаками и пинаться. – Потом распушишь?

– Нет, сейчас! Потом поздно будет! – кряхтел Ежонков в борьбе с Грибком. – Мне жена сказала на обед дома быть, и ещё в «Амстор» зайти за пеленгасом! Так что, сейчас!

Ежонков поднатужился, дёрнул миску на себя, и её содержимое, смачно плюхнув, выплеснулось на его недешёвый пиджак.

– Ыыыыы! – заплакал Грибок и на четвереньках отполз под нары. – Мент позорный! Последний кусок из пасти выдрал! СС! Освенцим! Я буду жаловаться!