G.O.G.R.
Шрифт:
– Готов, клиент! – определил он, пихнул неподвижное и кажется, мёртвое тело носком своего ботинка.
Генрих Артерран не шевельнулся, а так и остался, неподвижно лежать на полу. Сейчас он был совсем и не страшный, а какой-то жалкий, побеждённый. Стенка, что возвышалась над его бренным телом была уделана кровавыми подтёками, с неё свисали лохматые клоки разорванных обоев.
Недобежкин наблюдал за всем этим с выпученными глазами, и в который раз не заметил, как навалился животом на стол. Он попытался бросить какой-нибудь комментарий, но не смог:
Ветерок из разбитого окна обдувал могучий торс Казаченки, чья голова адски болела после гипноза. Казаченко моргал глазками, переводя взгляд с Генриха Артеррана на Недобежкина и тоже отупело молчал.
Майор Кораблинский встал с пола, подошёл к Никанору Семёнову и спросил у него:
– Что с ними делать?
– Рассказать правду, – просто ответил Никанор Семёнов. – Ведь мы с вами раскрыли самое страшное преступление века.
Пётр Иванович продрал глаза и обнаружил себя на стуле, а вокруг себя – всю эту странную и страшную катавасию. Белая стена кабинета заляпана кровью, перед носом Серёгина ходят какие-то незнакомые люди, а около правой ноги валяются разломанные тёмные очки.
Один из этих незнакомых людей повернулся лицом – он был уже не молод, седой и в очках.
– Меня зовут Дмитрий Семенцов, Интерпол, – представился незнакомый человек.
Второй незнакомый человек подошёл ближе, и Пётр Иванович узнал в нём майора Кораблинского.
– Мы очень долго работали над делом «Густых облаков», – сказал этот самый Дмитрий Семенцов, который по-настоящему был Никанором Семёновым. – Проект советских учёных был перехвачен террористами, а это, – он показал в сторону убитого Генриха Артеррана. – Это их главарь.
– Но… кем он был? – едва выдавил Серёгин
– О-очень опасный преступник, – сказал Никанор Семёнов. – Мы следили за ним очень давно, а вы помогли нам обезвредить его. Я с самого начала подозревал, что взять его живым не удастся. И не ошибся. Ваш сержант сумел уничтожить его, и…
Только теперь они обратили внимание на Сидорова. Сидоров сидел на полу, привалившись спиной к столу Недобежкина, глупо взирал вокруг себя и молчал. Недобежкин над ним всё ещё лежал животом на столе и делал то, что с недавних времён называлось «быковать». Казаченко медленно подошёл к Генриху Артеррану и разглядывал его, схватив себя за подбородок.
– Ну, что, отгружать надо… – заключил он.
– Это успеется, – не возражал Семёнов-Семенцов. – Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Мы с майором Кораблинским сами увезём его. Это была секретная операция, и поэтому – никаких протоколов.
Недобежкин что-то бормотал, ворковал и не спешил убирать со стола свой живот.
– Серёгин! – выкрикивал он. – Сидоров! Карпухин, а вы откуда тут взялись?..
Пётр Иванович придвинулся ближе к Сидорову и тронул его за плечо.
– Саня?
Сидоров вздрогнул, поднял голову, раскрыл рот и громко изрёк:
–
Пётр Иванович вздрогнул и попятился. Попятился и Кораблинский. Даже Никанор Семёнов, который повидал на своём веку слишком много – и тот отпрянул назад.
– Гэй, шо то с ним? – удивился Казаченко.
А дворник Карпухин отмахивался метлой от нечистого.
– Ме-е-е-е-е! – повторил Сидоров и затряс головой, как молодой козлик.
– А как ваша секретная операция ЭТО объясняет??? – Недобежкин, наконец-то избавился от ступорозного замешательства, обрёл дар речи и начал ругаться. – У сотрудника МОЕГО отделения «звериная порча»! Это что – тоже часть вашей операции?!
Никанор Семёнов растерялся, потому что не знал, что отвечать этому дубоватому милиционеру, который брызжет тут слюной и стучит кулаками.
– Видите ли… – начал, было, Никанор Семёнов, сложив руки на груди, как император Бонапарт.
– Я вижу только то, – прорычал Недобежкин, расшатывая стол тяжёлыми ударами могучего кулака. – Что в моём кабинете труп, и у моего подчинённого «звериная порча»! И ещё: это вы звонили мне и требовали, чтобы Серёгин встречал этого вашего «агента», да?
Никанор Семёнов снова замялся: он не звонил Недобежкину, и не знал, кто ему звонил. А, взвесив все «за» и «против», ответил так:
– Нам надо было заманить его. Он часто притворялся агентом Интерпола и других спецслужб, у него множество разных документов, и мы даже не смогли установить его настоящее имя.
– Плохо работаете! – ехидно заметил Недобежкин. – Как мне теперь стенку отмывать? Да и вообще: покажите мне разрешение на то, чтобы заманивать террористов именно ко мне в отделение! Есть у вас такое разрешение?
Пока Недобежкин вёл дурацкую перепалку с Никанором Семёновым, Пётр Иванович, Казаченко и майор Кораблинский собрались около Сидорова. Сидоров не приходил в себя: он сидел на полу, дёргал головой и, не переставая, блеял, блеял и блеял, перекрывая даже басовитый рык Недобежкина.
– Надо Ежонкова звать, – заключил Пётр Иванович, видя, как Сидоров дик и невменяем.
Сержант не реагировал на внешние раздражители: ни похлопывания по плечу, ни голоса его не трогали. Сержант продолжил блеять даже тогда, когда майор Кораблинский залепил ему оплеуху.
И тут на пороге возникли призванные Недобежкиным по приказу Генриха Артеррана Ежонков и Смирнянский. Они заклинились на пороге, Ежонков потрогал коротенькой толстой ножкой покалеченную выбитую дверь, а Смирнянский присвистнул.
– Васёк? – пробормотал Смирнянский с лёгким испугом. – Тебя… бомбили?
Ежонков и Смирнянский стояли так, что не видели пока, что в кабинете Недобежкина лежит застреленный «верхнелягушинский чёрт».
Недобежкин не замечал того, что они пришли, потому что рычал на Никанора Семёнова. Никанор Семёнов был более внимательным. Он услышал из коридора голоса и обернулся на них. У Смирнянского подкосились колени, когда он увидел своего бывшего коллегу Никанора Семёнова.