G.O.G.R.
Шрифт:
– Ме-е-е-е-е! – отвечала ему из коридора уборщица.
Пётр Иванович вынужденно прослушивал их «концерт» и его мозги уже порывались выскочить из черепа и присоседиться к сидящему на полу врачу…
Недобежкин и Ежонков приехали достаточно оперативно – минут за десять.
– Серёгин! – послышался в коридоре рокот Недобежкина.
– У, вот это – уделали! – оценил голосок Ежонкова. Наверняка Ежонков нашёл уборщицу.
– Я тут! – подал голос Пётр Иванович, отковырнувшись от пола и покинув врача. Врач же признаков интеллекта не подал – только
Недобежкин распахнул дверь и ворвался в препараторскую, как какой-то пароход.
– Серёгин! – выдохнул он и приподнял простынку над хладным лицом ушедшего из жизни незнакомца с бирочкой. – Чёрт! – пробормотал милицейский начальник и бросил простынку на место. – Ну, что? – и вперил сверлящий взор в блеющего врача.
– Вот… – буркнул Серёгин, кивнув в сторону «попорченного» врача. – Уборщице не лучше.
– Чёрт… – повторил Недобежкин и развернул могучий корпус к двери. – Ежонков!! – призвал он психиатра. – Колеси сюда – тут у нас «козлёнок» завёлся!
Ежонков вплыл в препараторскую, не спеша и жуя пончик. У него в руке был целый пакет пончиков. «Суперагент» съедал пончик за четыре укуса и доставал следующий. Пётр Иванович сегодня только позавтракал в половине седьмого утра. Стрелка часов зашкаливала уже далеко за полдень – было часа два – но есть Серёгину почему-то как-то не хотелось: видимо, была не та обстановка.
Глянув сытыми глазами на врача, Ежонков прогулялся по препараторской, доел пончик и потянулся за следующим.
– Хватит! – осадил его Недобежкин. – Уже десятый точишь! Знаешь, что в пончиках пятьсот калорий на сто грамм??
– А когда это ты диетологом заделался? – осведомился Ежонков, глянув на начальника исподлобья. – Давай, лучше, пушить их будем, а то уже вечер! Моя жена и так думает, что я ей изменяю! А я у тебя тут воюю с козликами и с осликами!
– А твоя жена хорошо видит? – поинтересовался Недобежкин, плюясь сарказмом.
– А что? – не понял Ежонков, съедая пончик. – Серёгин, не хочешь? – он протянул Петру Ивановичу свой пакет.
– Нет, спасибо, – отказался от жирной пищи Серёгин.
– А то, – рыкнул Недобежкин Ежонкову, – что если бы она у тебя хорошо видела – никогда бы не подумала, что ТЫ ей изменяешь! Посмотри на себя: ты же колобок на ножках! Работай, давай, а то на глазах жиреешь!
– Бе-бе-бе! – огрызнулся Ежонков, высунув язык. – Не забывай про быка, Васёк… – пробубнил он себе под нос и подошёл к врачу на мягких лапах. – Давай-ка посмотрим… Неудобно сидит! – оценил Ежонков позу «пациента». – Васёк, потрудись?
Ежонков хотел, чтобы Недобежкин усадил врача вон на тот приземистый стул, который торчал у самой стены. Врач был тщедушен, не весил и семидесяти килограммов, но Недобежкин отказался поднимать его и тащить на стул.
– Внуши ему, и он пойдёт! – огрызнулся милицейский начальник и занял тот самый приземистый стул своей персоной.
Пётр Иванович тихо хихикнул, а Ежонкову ничего больше не оставалось, как прекратить питаться пончиками и начать работу. Под действием
– Бросай и волоки уборщицу!
– Но он уже почти раскололся! – возразил Ежонков, который не хотел утруждать себя «волочением» уборщицы. Кстати, последнюю назвать стройной можно было бы, да. Но с большой натяжкой, закрыв глаза на пару троек/четвёрок/пятёрок лишних килограммов.
А врач смотрел в одну и ту же никому не известную точку пространства, и выражение его лица напоминало морду судака. Варёного судака.
– Ну, да, – скривился Недобежкин, бросив быстрый взгляд на несчастного врача. – Не блеет – значит, раскололся. Волоки уборщицу, увалень!
– Точно внушу тебе, что ты – бык! – огрызнулся Ежонков.
Тащить уборщицу сам психиатр не стал. На помощь Ежонкову пришёл Пётр Иванович, и они вдвоём выловили уборщицу из мутной лужи и привели в препараторскую. Уборщица даже переставлять ноги сама не хотела, а только безвольно тащилась, поддерживаемая под локотки. Да, весила она немало: килограммов восемьдесят при росте в метр с кепкой.
Тоже, наверное, любит пончики, как Ежонков…
Состояние уборщицы оказалось не менее тяжёлым, нежели чем состояние врача. Когда Ежонков погрузил её в гипноз – она замолчала и всё, дальше дело не пошло. Чего Ежонков только не делал с её заколдованным мозгом – никакого отклика не получил. Пришлось и уборщицу бросить.
– Надо искать других свидетелей! – постановил Недобежкин.
К сожалению, живых свидетелей тут, в этом «вокзале для усопших» не оказалось, а общаться с духами гипнотизёр Ежонков ещё не научился. Поэтому Недобежкин остановил своё шальное движение посередине препараторской, около пустого стола и задумался. Пётр Иванович и Ежонков остановились тоже и дожидались, пока начальник примет своё авторитетное решение.
Врач под ногами Недобежкина неожиданно пошевелился, а потом – заглушил блеяние и выплюнул два сногсшибательных слова:
– Вопросов… нет.
«Вопросов нет». Эти слова прозвучали заклинанием. Пётр Иванович аж подпрыгнул, когда услышал их, а Недобежкин даже закашлялся.
– Фашистские агенты! – обрадовался Ежонков. – Я же говорил! А ты, Васёк, ты просто… амбал! Умеешь только бегать и махать пистолетиком, а чтоб подумать… Я тебе говорил, попросить у них, чтобы они его вскрыли! А они у тебя динамо прокрутили, а он ушёл!
– Всё! – рубанул рукою воздух милицейский начальник и сделал решительный шаг к двери, отпихнув Ежонкова. – Едем назад и занимаемся этим нашим Никанором. Ежонков, работка для тебя: пушить его будешь, хочет он этого, или нет. Серёгин, звони гаишникам – пускай перекроют дороги и проверяют у всех документы и багажник. Мы их из Донецка не выпустим!