G.O.G.R.
Шрифт:
– Сидорова вылечи! – указал Недобежкин, краем глаза поглядывая на монитор своего компьютера. База данных выдавала ответ на его запрос по Никанору Семёнову. Субъектов с такой фамилией уже набралось девятнадцать человек, а поиск ещё не закончился.
Ежонков почесал лоб и крепко-накрепко задумался, скукожившись на стуле.
– По идее, – пробормотал сей преемник Кашпировского, сморщив нос. – Сидоров должен был прокамлаться сам в тот момент, когда этот Генрих крякнул. Так всегда бывает: когда умирает гипнотизёр – проходит гипноз, потому что воля гипнотизёра больше не действует на жертву… А тут что-то не так…
–
– Выходит, что Сидорова уделал не Генрих! – неожиданно заключил Ежонков. – Иначе никак нельзя!
– А кто? – удивился Недобежкин.
– Зайцев! – буркнул Ежонков. – Серёгина Зайцев уделал? Зайцев! Вот и Сидорова – тоже!
– Теперь всех собак будем валить на Зайцева… – прошипел Недобежкин. – Борисюк тут быков рисует, а виноват во всём Зайцев… Как Зайцев-то сюда проник?
Пётр Иванович переносил на бумагу первый допрос «Гохи» Синицына – когда Синицын пробухтел гугнивым голосом, что его зовут «Гоха Гоха». Он слышал, о чём Недобежкин спорил с Ежонковым и решил снова попробовать рассказать про существо-тень – авось, теперь получится? Серёгин наспех продумал слова, которые скажет, набрал побольше воздуха – готовился выпалить все эти слова на одном дыхании и не запнуться. Он открыл рот с явным намерением произнести именно нужные слова, но никак не:
– Ме-е-е-е-е! – да, это единственное, что Серёгину удалось сказать.
Недобежкин и Ежонков вмиг замолкли и уставились на Серёгина. Смирнянский тоже отвлёкся и негромко выплюнул:
– Ну-ну!
Сидоров – тот пошевелился на диване, куда его усадили, и ответил Серёгину в том же ключе:
– Ме-е-е-е-е!
Смирнянский не смог подавить смешок, а Недобежкин зыркнул в сторону Ежонкова до того гневным глазом, что «великий психиатр» пригнулся под стол и залопотал, словно зайчонок пред охотником:
– Я не знаю, что… Нет, вернее, знаю! – поправился он и вылез из-за столешницы. – Это Зайцев уделал Серёгина! И когда Серёгин хочет сказать об этом – у него врубается «звериная порча»!
– Серёгин… – буркнул начальник, подёргав рыжий ус. – С «порчей» твоей…
====== Глава 120. Молчание... козлят?? ======
Пётр Иванович Серёгин, как и любой живой человек, морги не любил. Но раз начальник отправил его туда – поинтересоваться, как обстоят дела с изучением останков Генриха Артеррана – Серёгин собрался и поехал в обитель усопших, разговаривать с «последним врачом».
Около мрачного серого морга, чей фундамент покрывал неприятный липкий мох, были насажены неприлично весёлые и яркие клумбы, над которыми кружили беззаботные бабочки.
Деревянная дверь морга была приоткрыта и сиротливо болталась над низким унылым крыльцом. Поднявшись на это крыльцо из двух стоптанных ступенек, Пётр Иванович толкнул плечом приоткрытую дверь и сделал уверенный шаг в липкий, почти могильный сумрак. Двигаясь по коридору, Серёгин услышал некий странный звук, словно бы где-то там, в зеленовато-серой мгле, блеет коза.
– Что за чёрт? – удивился Серёгин и даже потряс головой, чтобы вытряхнуть из неё всё лишнее. Наверное, это блеяние уже ему мерещится – до такой степени закрутился с этой проклятущей «порчей»!
Но нет – ему не удалось ничего вытряхнуть: блеяние никуда не исчезло, а даже наоборот – усилилось, стало громче, отчётливей, словно
Пётр Иванович замедлил шаг, шёл теперь медленно, осторожно, смотрел под ноги и старался не заглушать гулом своих шагов те козлиные звуки, которые неслись неизвестно откуда и разносились по коридору зловещим эхом…
Пётр Иванович вдруг остановился. Он посмотрел вниз, на пол, и увидел, что у него под ногами валяется белая простыня. Переступив через неё, Серёгин сделал ещё несколько шагов и тут – заметил в мужском туалете уборщицу.
Уборщица сидела в ведре, за наполовину прикрытой дверью с большой синей буквой «М». Время от времени она разевала рот и испускала крики:
– Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е!
При виде этой жутковатой «картины маслом» Петра Ивановича даже затошнило. «Звериная порча» была на лицо, и она оказалась так сильна, что не позволяла уборщице даже покинуть ведро. Серёгин не вошёл, а ворвался в этот окаянный мужской туалет, спихнув с дороги дверь ногой, и тронул «болезную» уборщицу за плечо. Та истерически взмемекнула – нет, это был не человеческий голос – и повалилась на бок, опрокинув ведро. В ведре была вода, и теперь на кафельном полу образовалась разлапистая мутная лужа.
– Ме-е-е-е-е! – продолжала вещать – нет, не вещать, а верещать – уборщица, не замечая, что плавает.
– Чёрт! – чертыхнулся Пётр Иванович и метнулся на поиски других живых людей.
По обеим сторонам коридора торчали неодинаковые двери, Пётр Иванович поочерёдно дёргал за ручку каждую из них. Он на полном скаку ввалился в первую попавшуюся открытую дверь и застыл на пороге. Серёгин попал в препараторскую, и прямо перед ним на каталке под простынкою возлежал, ожидая вскрытия, некто неживой и остывший, отмеченный бирочкой на большом пальце правой ноги. Но это ничего, это в порядке вещей. Однако под пустым операционным столом сидел прямо на выдраенном с хлоркой кафеле пола вполне живой врач, одетый по-врачебному, во врачебной марлевой повязке. Сидел и, вращая нечеловечески безумными глазами, издавал такие звуки, какие мог бы издавать нестарый козлик.
Пётр Иванович медленно обогнул каталку и приблизился к врачу. Врач был слишком забацан, чтобы видеть что-либо вокруг себя, он оставался на своей волне и блеял, пялясь куда-то в космос. Серёгин не стал беспокоить врача – всё равно бесполезно. Он просто достал мобильный телефон и позвонил начальнику.
Ответ Недобежкина походил на рык изголодавшегося велоцираптора. Пётр Иванович отодвинул телефонную трубку подальше, спасая себя от глухоты на левое ухо.
– Так! – авторитетно заключил Недобежкин, когда излил эмоции. – Сейчас я приеду сюда с Ежонковым – пускай пушит этих врачей-недоучек! Я узнаю, кто его украл!
«Украл» – да, эта простая и прагматичная формулировка оказалась для Серёгина в новинку. Он поддался мистическим веяниям Сидорова и поверил в то, что этот Генрих Артерран воскрес, как настоящий верхнелягушинский чёрт… Потом он запортил «врачей-недоучек» «звериной порчей» и преспокойненько устроил отсюда ноги на все четыре стороны.
Серёгин сел около «камлающего» врача и стал дожидаться прибытия «отряда Альфа» в составе Недобежкина и Ежонкова.
– Ме-е-е-е-е! – выводил «эскулап» и не шевелился.