Габриэль
Шрифт:
— Держи меня в курсе своих успехов или их отсутствия, — говорит она, прежде чем оставить меня одного в офисе.
Я наклоняю голову над столом, крепко обхватив её.
Как, чёрт возьми, мне заставить её полюбить меня, не говоря уже о том, чтобы она влюбилась в меня за шесть недель?
Я издаю стон, с силой растирая лицо руками.
Моё сердце знало любовь только к одной женщине — моей матери, но её отняли у меня слишком рано. С тех пор я не знаю, каково это — любить кого-то, кроме моей тёти. И, честно говоря, я даже не уверен,
Наверное, это можно назвать любовью, но в искаженном виде. Однако это не та любовь, о которой я мечтаю с тех пор, как потерял маму. Мамина любовь была постоянной — безусловной. Но я дошёл до этого момента без любви, доказав, что она не является чем-то необходимым для меня.
Слова Беатрис с ужина вновь вертятся у меня в голове. Она постоянно подвергается унижению со стороны своего деда. Она не кажется человеком, который жаждет любви или внимания, возможно, ей нужно больше понимания от него. Но он не выносит её присутствия, и не ясно, по какой причине.
Сегодня вечером я стал свидетелем разительной разницы в том, как он смотрит на своих других внучек, и презрения, которое мелькает в его глазах, когда он обращает взгляд на Беатрис.
Я отгоняю свои беспокойные мысли, это не моё дело. Глубоко вздохнув, я отправляю электронное письмо, а затем решаю отправиться в спортзал, чтобы выплеснуть часть своего ночного раздражения и, надеюсь, найти способ заставить Беатрис опустить защиту и открыть мне свои чувства.
Глава 12
Беатрис
Я пережила выходные, запертая в доме родителей, восстанавливаясь после той «радостной» и незабываемой встречи семьи Барроне с нашей.
Хорошо, хорошо, я почти ничего не помню о той ночи. Но благодаря моим сестрам, которые щедро поделились своими версиями произошедшего, в памяти стали всплывать обрывки вечера, пока я восстанавливалась после мучительного похмелья от вина.
Луна с трудом продолжала рассказывать свою версию, прерываясь на истерический смех.
— Девочка, ты была настоящей легендой! — говорила она, едва сдерживая смех. — Этот момент всегда будет всплывать в моей памяти, когда у меня будет плохой день.
Карла повторила тот же совет, который мне давали родители:
— Я за то, чтобы веселиться, но после того, как ты лежала в больнице в начале года, я думаю, тебе стоит меньше пить, Беа.
Мои родители усилили давление:
— Ты возвращаешься домой, и больше не будешь проводить время с Кларой.
Я рассмеялась:
— Да нет, это не случится ни в одном из случаев.
Реакция моего деда была именно такой, какой я и ожидала: он напомнил мне обо всех ласковых прозвищах, которыми он предпочитает меня называть вместо моего настоящего имени. Однако, учитывая все обстоятельства, я покинула их дом относительно невредимой.
После той ночи я больше не слышала о Габриэле. Отсутствие новостей — это тоже хорошие
Я усмехаюсь, надевая ремень сумки с оборудованием через плечо, и надеюсь на лучшее. Возможно, я наконец-то начинаю контролировать свою жизнь, даже если это приходится делать ценой своей гордости.
«В конечном счете, это небольшая цена, которую приходится платить, Беа».
Я беру ключи и телефон и направляюсь на фотосессию в Центральный парк.
Рубен машет мне на прощание, говоря по телефону на ресепшене. Я глубоко вдыхаю, выходя на улицу, и улыбаюсь, ожидая такси. Погода для съемки сегодня просто отличная: солнце светит, но воздух свежий, с легким ветерком.
Рано утром в парке не так много людей, но ситуация обычно меняется через час-другой. Даже в будние дни парк переполнен туристами, поэтому мы решили воспользоваться утренним временем, когда народу еще немного.
Найджел, мой постоянный клиент, приветствует меня вмахом руки и улыбкой. Он даёт указания своим сотрудникам установить фоны и другое оборудование, пока его модели бездельничают, сидя в ожидании с телефонами, пока их макияж и прическа приводят в порядок.
Найджел поцеловал меня в щеку и сказал:
— Как ты, Беа?
— Всё хорошо, а у тебя? Естественное освещение просто идеальное, не так ли?
— Да, мы не смогли бы спланировать это лучше, даже если бы пытались. — Он наблюдает за тем, как сотрудники суетятся, переходя от одной зоны к другой, спеша подготовить всё необходимое.
Как только всё готово, мы начинаем съемку, и я раздаю инструкции о том, как и где сначала разместить людей. Несколько прохожих останавливаются, чтобы понаблюдать за тем, как мы работаем и меняем позы моделей. В целом, люди с уважением относятся к нашей работе, и нам почти никто не мешает.
— Я отправлю тебе RAW-файлы позже сегодня вечером, Найджел.
— Хорошо, договорились.
Я начинаю укладывать камеру в чехол, но останавливаюсь, заметив на сумке одинокую черную розу. Мое сердцебиение учащается, когда я сразу вспоминаю о записках и цветах, которые мне дарили. Я уже давно ничего не получала. Я была так поглощена этой чертовой работой, что даже не думала об этом.
Но теперь я понимаю, что, кто бы это ни был, он становится смелее. Я быстро оглядываю людей в парке, протягивая руку за розой. Здесь нет никого, кто бы выделялся. Одни люди выгуливают своих собак, другие бегают трусцой, третьи читают на скамейках, но я не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Я еще раз бросаю взгляд на цветок, прежде чем выбросить его в ближайшую мусорную корзину, и начинаю собирать свои вещи.
— Не смотри так, но, по-моему, у тебя появился поклонник. Может быть, потенциальный клиент? — говорит мне Найджел.