Гадюшник
Шрифт:
— А к тому, что Сара послала мне некий пакет. Завтра он будет здесь. Говорит, что речь идет о какой-то грандиозной афере. Она хочет, чтобы мы взорвали эту бомбу.
Сара поднялась из-за стола и встала позади Джейкоба и Джека, положив руки им на плечи.
— Хилтон — славный малый. Посмотрим, что ему удастся сделать. — Выглядела Сара довольно подавленной. — Беда только в том, что мне недостает улик. Хорошо, конечно, что мы записали разговор с президентом, но этого недостаточно.
Джейкоб изумленно воззрился на
— Ты что же, собираешься это как-то использовать? Да ты хоть отдаешь себе отчет, на что он намекал?
— Обыкновенный шантаж, — пожала плечами Сара. — Не более того. Пустые угрозы. У него на меня ничего нет. Положим, всплыли на свет Божий эти три миллиона, но если он захочет подать на меня в суд, значит, и на остальных придется, а Баррингтону этого явно не хочется.
— Но если твой приятель из «Таймс» напишет обо всем этом деле, тогда, наверное, суда не избежать. И тебя потащат вместе со всеми остальными.
— Вряд ли дело до этого дойдет. И к тому же у меня на руках пленка с записью разговора с Баррингтоном. Не думаю, что его так уж обрадует мое появление в зале суда.
— Господи, неужели ты рассчитываешь выйти сухой из воды, если на первой полосе «Таймс» взорвется эта штуковина?
— Ну разумеется, нет. Только, боюсь, выбор у меня невелик. Баррингтону я больше не верю. Хотела бы верить, — Сара пожала плечами, — но не могу, особенно после последнего разговора. И здесь оставаться целую вечность тоже не могу. Так что единственный шанс — обнародовать всю эту историю, и тогда, может, Катанью и этих чертовых убийц из мафии, или откуда там еще, арестуют и я буду в безопасности.
Джейкоб и Джек угрюмо кивнули. Глядя на них, Сара внезапно ощутила какую-то тоску и безнадежность. Что, если «Таймс» не напечатает материал? Что тогда ей останется делать? Ума не приложить. Неужели в эту историю действительно втянуты спецслужбы? Тогда они могут каким-нибудь образом остановить публикацию. Впрочем, сейчас всякие утечки случаются то и дело. Интересно, подумала Сара, а есть ли хоть одна статья, которую официально запретили печатать, сняли с полосы? И кто же в конце концов, в тысячный раз задавалась вопросом она, эти ее таинственные противники?
Сара посмотрела на мужчин:
— Знаете, что мне действительно нужно?
— Что? — в один голос откликнулись они.
— Побольше улик. Тех, что у меня есть, все же недостаточно. Боюсь, газетчикам понадобится кое-что еще, поубедительнее.
— Например? — Джек вопросительно посмотрел на Сару.
— Видеозаписи…
— Какие видеозаписи?
— Ну, те, которыми шантажировали Катанью. Надо полагать, они вполне красноречивы. У Катаньи роман с Карлой, разве вы не знали?
— А где эти записи, вам известно? — У Джека в глазах мелькнул странный огонек. «Что бы это могло значить?» — подумала Сара.
— У Карлы дома, похоже так, Джейкоб? По-моему, Эрнотт говорил что-то в этом роде.
Джейкоб перевел взгляд с Сары на Джека:
— Точно.
Все трое заговорщически подмигнули друг другу.
— А где она живет? — спросил Джек.
Джейкоб
— А как она выглядит? Выкладывайте все, что знаете о ней.
Через несколько минут Джек встал:
— Пойду, если не возражаете, сделаю несколько звонков.
Сара с Джейкобом перемигнулись.
— Так я и знал, что ни от каких дел он не отошел, — заметил Джейкоб.
— И слава Богу.
— Только и ищет предлог. А тут — чего уж лучше? — преступление, мотив преступления. — Джейкоб как-то нехорошо ухмыльнулся.
Неожиданно появился Анджело. В руках у него была кассета с записью телефонного разговора Сары и Баррингтона. Сара запечатала ее и протянула конверт Анджело. Сейчас он отнесет его на почту в Марракеш. Не королевская улика, конечно, к тому же Саре совершенно не хотелось, чтобы она когда-либо фигурировала в суде, но послать все равно надо.
Наблюдатели, расположившиеся на Онслоу-сквер, отметили, что в пять тридцать Карла Витале вышла из дома. В руках у нее была спортивная сумка. По-видимому, часа два ее не будет. Несколько человек отправились вслед за Карлой, другие остались наблюдать за домом.
Через несколько минут появился пожилой господин, живший этажом ниже Карлы. Он вернулся из клуба, где провел несколько часов. Позади шла женщина, лет под семьдесят, седая, в фартуке: уборщица с большим пылесосом и сумкой в руках. Господин галантно открыл дверь и пропустил даму вперед.
Кэрол Абрахамс — так звали уборщицу — поднималась наверх медленно, то и дело останавливаясь передохнуть, а главное — убедиться, что пожилой господин вошел к себе и вокруг никого нет. Она остановилась у входа в квартиру на четвертом этаже. На всякий случай постучала, потом позвонила. Молчание. Никого нет дома. Она открыла сумку, вытащила связку ключей и принялась возиться с замками. Меньше чем через две минуты она уже была в квартире, где жила Карла Витале.
Передвигалась теперь уборщица с удивительной легкостью, высоко поднимая пылесос, так чтобы не задеть ненароком ковер. Она вытащила из плотно набитой сумки пластиковый пакет и положила его на пол, а сверху поставила пылесос. Все это заняло не больше пяти секунд. Несколько минут она стояла неподвижно, чувствуя, как потеют ладони, и моля в душе Бога, чтобы не сработала сигнализация. Секунда текла за секундой. Тихо.
Чтобы успокоиться, она несколько раз глубоко вздохнула и принялась за работу. Подученные инструкции были простыми и ясными: извлечь из квартиры все видеокассеты, больше ничего не трогать. Что было, конечно, обидно. Кассет, слава Богу, оказалось немного: четыре рядом с телевизором и еще три в сейфе, который она вскрыла за пять минут. В сейфе оказалась также целая куча драгоценностей, да таких, что Кэрол раньше и видеть не приходилось. Надев резиновые перчатки, купленные утром в универсальном магазине за фунт девяносто девять пенсов, она пропустила сквозь пальцы с десяток ожерелий.