Гагарин: дорога на Марс
Шрифт:
Наутро подъехали две «волги». Своими ногами, хоть с подстраховкой медиков, экипаж спустился к машинам. В полёте молчали. Во Внуково другие «волги» подкатились прямо к трапу, Гагарин посадил сына в свою служебную 3110, вторая покатила в Звёздный.
— Разве я тоже не в Звёздный?
— Лариса у нас, в Серебряном Бору. Юрочка тоже. Или у тебя, сын, какие-то неотложные дела в ЦПК? Командировку потом отметишь…
— Конечно… Спасибо, папа.
Может, он чуть злоупотребил служебными полномочиями,
Когда за «волгой» начали сдвигаться железные створки ворот, первым делом через шум пробился звонкий собачий лай, Жулька собачьим слухом первая засекла возвращение.
— Слышишь, как с ума сходит? — Гагарин старший обернулся с переднего сиденья. — Мне тоже радуется, но куда там. Давай помогу выбраться.
— Я справлюсь.
Пока шли к дому, отец напомнил бородатый анекдот: если запереть жену и собаку в гараже, а потом выпустить через четыре часа, кто тебя встретит с восторгом — супруга или зверюга? Андрей рассчитывал на благосклонность обеих.
Лариса обняла, Жулька тоже — но только за ногу.
— Горе моё… Выглядишь хуже, чем я в первые дни на «Салют-11». Всё равно — так тебе рада! Пойдём, сына покажу.
— И я тебе… И всем вам. Здравствуй, мама.
Юрочку он даже побоялся взять в руки, не надеясь на них, только гладил и умилялся. Алла Маратовна деловито ощупала остатки бицепсов сына, оценила тонус, точнее — отсутствие оного.
— М-да. Я бы остереглась жить на станции, построенной бухенвальдским крепышом.
— Отъемся. Накачаюсь. Говорят — минимум год проведу на Земле. Жуковскую академию подтяну, а то даже как заочника забыли.
— Это ты правильно напомнил, — согласилась мама. — Все за стол!
Лариса села очень плотно к нему на диване, несколько даже мешая кушать. Выглядела на максималках, по принципу: глупая женщина следит за мужем, умная — за собой. Андрей обнял её левой рукой, не выпуская вилку из правой.
Зная, как непросто адаптируется организм после космического стресса, Алла Маратовна испекла очень нежный мясной пирог, на сладкое торт.
— Вот и держи фигуру! — пожаловалась Лариса. — Ты как?
— Непривычно. Живу, не напрягая волю. Не надо заставлять себя тащиться в тоннель и ремонтировать осточертевший проходческий щит, нюхать своё месяцами немытое тело, лишь обтёртое…
— Знаю.
— Прости, не знаешь. Не путай короткую экскурсию с шестью месяцами, когда мотивация одна единственная: долг зовёт, и нет никакой возможности уклониться.
— Так может и хватит? — тут же зацепилась Алла Маратовна. — Три миссии, год вне Земли, Герой Советского Союза, майор ВВС. В двадцать пять лет! Не жадничай, дай другим отличиться.
— Дорогая, даже если он тебе ответит «да», не слушай нашего сына. Сейчас устал, истощён. Соскучился
Лариса обернулась к коляске с Юрочкой и сообщила ему:
— Вот в какой семье ты родился. Чую, и мы с твоим отцом тебя не удержим. Потому что сильнее родительских увещеваний может быть… только плоскостопие.
— Не факт, — возразил Гагарин-старший. — Раньше в авиацию брали с железным здоровьем и соколиным зрением. Но сейчас пилоты летают в очках. Зачем им острота? Всё равно смотрят не в стекло кабины, а на приборы. Так и в космосе. Ходить особо не надо, плаваешь себе по отсекам. Плоскостопие не помеха. Вот кариес — это ужасно, кто тебе зуб вылечит?
— Плоскогубцы и молоток из ремкомплекта. Мама! Не смотри на меня так. Если бы у Пашки зуб сгнил и заболел, что хоть вешайся, вызывали бы ему стоматолога с Земли? Ввалил бы ему весь запас обезболивающих и долбанул со всей пролетарской ненавистью. Для друга не жалко.
— Скорее всего, сломал бы ему челюсть, — возразила мама.
— А это уже не моя ответственность, скорее врача из ЦУПа, управляющего моими манипуляциями.
Ситуация была скорее умозрительная. Если зубы в идеальном состоянии, то за шесть месяцев на Луне там не разовьётся процесс, требующий немедленного вмешательства. Вот в более длительных полётах проблемы будут. И врач общего профиля, как Ксения, например, их все не решит. Слишком сложно устроен человеческий организм и ломается он столь же прихотливо.
И дальше сидели-болтали, переместились в большой зал, где включили телевизор, но не смотрели его, а продолжали разговаривать под тихое бубнение диктора. Лариса покормила малыша, уже не грудью, молоко закончилось, а какой-то очень дорогой и качественной молочной смесью, привезённой дедом из Швейцарии с саммита по ОСВ. Кому ограничение баллистических ракет, а кому-то — питание для наследника фамилии.
Темы политики, пусть даже имеющей непосредственное отношение к их личным делам, практически не касались, Гагарину-старшему она надоела на работе в ЦК, а для Андрея всё важное теперь находилось дома.
Наконец, разошлись, приняли душ. Алла Маратовна забрала внука к себе — на «бабушкинское дежурство». Андрей зашёл в спальню. Лариса уже ждала — в тончайшем полупрозрачном пеньюаре, не скрывающем, а подчёркивающем скрытое под ним дорогое бельё. И то, что находилось под бельём.
— Тебя же кесарили! — он остановился, любуясь, но не смея подойти.
— Давно уже всё прошло и давно уже всё можно! Только цикл пока не восстановился, но я позаботилась. Второго нам рано. Пока рано. Иди ко мне!