Галактика (антология)
Шрифт:
— Ой, ну это же пшено! — говорила она в одну трубку и улыбалась. — Помнишь, у Моргуновых: она напялила на себя жёлтое блестящее платье, копну сена, что ли, символизировала? Да о чём тут ломать голову? О чём?
И тут же — в другую, строго:
— Его нету. Не зна… А вы не интонируйте, не интонируйте, я вам пятый раз говорю: его нету. Не знаю.
— Во сколько ты там был? В одиннадцать? Один к одному? Интересно… Она одна была? Она кадрилась к тебе?
— Слушайте, я же ска… А вы не интонируйте, не интонируйте.
Иван вспомнил: их библиотекарша, когда хочет спросить по телефону у своей подруги, у себя ли её начальник, спрашивает: «Твой бугор в яме?» И он тоже спросил Милку:
— А бугор когда будет в яме? — Он вдруг что-то разозлился на эту Милку.
Милка мельком глянула на него.
— Что вы хотите? — спросила она.
— Я спрашиваю: когда бу…
— По какому вопросу?
— Нужна справка, что…
— Понедельник, среда, девять тире одиннадцать.
— Мне… — Иван хотел сказать, что ему нужна справка до третьих петухов.
Милка опять отстукала:
— Понедельник, среда, с девяти до одиннадцати. Тупой?
— Это пшено, — сказал Иван. И встал и вольно прошёлся по приёмной. — Я бы даже сказал, компот. Как говорит наша Галка: «собачья радость на двух», «смесь козла с „грюндиком“». Я спрашиваю глобально: ты невеста? И сам отвечаю: невеста. Один к одному, — Иван всё больше накалялся. — Но у тебя же — посмотри на себя — у тебя же нет румянца во всю щёку. Какая же ты невеста? Ты вот спроси меня — я вечный жених — спроси: появилась у меня охота жениться на тебе? Ну-ка, спроси.
— Появилась охота?
— Нет, — твёрдо сказал Иван.
Милка засмеялась и захлопала в ладоши.
— Ой, а ещё? — попросила она. — Ещё что-нибудь. Ну, пожалуйста.
Иван не понял, что «ещё»?
— Ещё покажите что-нибудь.
— А-а, — догадался Иван, — ты решила, что я шут гороховый. Что я — так себе, Ванёк в лапоточках… Тупой, как ты говоришь. Так вот знай: я мудрее всех вас… глубже, народнее. Я выражаю чаяния, а вы что выражаете? Ни хрена не выражаете! Сороки. Вы пустые, как… Во мне суть есть, а в вас и этого нету. Одни танцы-шманцы на уме. А ты даже говорить толком со мной не желаешь. Я вот как осержусь, как возьму дубину!..
Милка опять громко засмеялась.
— Ой, как интересно! А ещё, а?
— Худо будет! — закричал Иван. — Ой, худо будет!.. Лучше вы меня не гневите, не гневите лучше!..
Тут в приёмную влетел чёрт и увидел, что Иван орёт на девицу.
— Тю, тю, тю, — испуганно затараторил чёрт и стал теснить Ивана в угол. — Чего это тут такое? Кто это нам разрешил выступать?.. А-я-я-я-яй! Отойти никуда нельзя. Предисловий начитался — пояснил он девице «выступление» Ивана. — Сиди тихо, счас нас примут. Счас он придёт… Я там договорился: нас примут в первую очередь.
Только чёрт сказал так, в приёмную вихрем ворвался некто маленький, беленький — сам Мудрец, как понял Иван.
— Чушь, чушь,
Чёрт почтительно склонил голову.
— Проходите, — сказал Мудрец, ни к кому отдельно не обращаясь. И исчез в кабинете.
— Пошли, — подтолкнул чёрт Ивана. — Не вздумай только вылететь со своими предисловиями… Поддакивай, и всё.
Мудрец бегал по кабинету. Он, что называется, рвал и метал.
— Откуда?! Откуда они это взяли?! — вопрошал он кого-то и поднимал руки кверху. — Откуда?!
— Чего ты расстроился, батя? — спросил Иван участливо.
Мудрец остановился перед посетителями, Иваном и чёртом.
— Ну? — спросил он сурово и непонятно. — Облапошили Ивана?
— Почему вы так сразу ставите вопрос? — увёртливо заговорил чёрт. — Мы, собственно, давно хотели…
— Что вы? Что вам надо в монастыре? Ваша цель?
— Разрушение примитива, — твёрдо сказал чёрт.
Мудрец погрозил ему пальцем.
— Озоруете! А теоретически не готовы.
— Нет, ну серьёзно… — заулыбался чёрт на стариковскую нестрашную угрозу. — Ну тошно же смотреть. Одни рясы чего стоят!
— Что им, в полупендриках ваших ходить?
— Зачем в полупендриках? Никто к этому не призывает. Но, положа руку на сердце: неужели не ясно, что они безнадёжно отстали? Вы скажете — мода. А я скажу: да, мода! Ведь если мировые тела совершают свой круг по орбите, то они, строго говоря, не совсем его совершают…
— Тут, очевидно, следует говорить не о моде, — заговорил старик важно и взволнованно, — а о возможном положительном влиянии крайнебесовских тенденций на некоторые устоявшиеся нормы морали…
— Конечно! — воскликнул чёрт, глядя на Мудреца влюблёнными глазами. — Конечно, о возможном положительном влиянии.
— Всякое явление, — продолжал старик, — заключает в себе две функции: моторную и тормозную. Всё дело в том, какая функция в данный момент больше раздражается: моторная или тормозная. Если раздражитель извне попал на моторную функцию — всё явление подпрыгивает и продвигается вперёд, если раздражитель попал на тормозную — всё явление, что называется, съёживается и отползает в глубь себя. — Мудрец посмотрел на чёрта и на Ивана. — Обычно этого не понимают…
— Почему, это же так понятно, — сказал чёрт.
— Я всё время твержу, — продолжал Мудрец, — что необходимо учитывать наличие вот этих двух функций. Учитывайте функции, учитывайте функции! Всякое явление, если можно так выразиться, о двух головах: одна говорит «да», другая говорит «нет».
— Я видел явление о трёх головах… — вякнул было Иван, но на него не обратили внимания.
— Ударим одну голову, услышим «да»; ударим другую, услышим «нет». — Старик Мудрец стремительно вскинул руку, нацелился пальцем в чёрта. — Какую ударили вы?