Галерея призраков
Шрифт:
— Кеола, — сказала она, — приложи ухо к моим губам, потому что я буду говорить шепотом и хочу, чтобы никто не слышал меня, кроме тебя. За два дня до того, как лодки начнут готовить к отплытию, уйди на морское побережье острова и спрячься там в густом кустарнике. Мы с тобой должны выбрать место заранее и отнести туда еду. Каждый вечер я буду подходить к твоему укрытию и петь песни. А когда в один из вечеров ты не услышишь моей песни, то поймешь, что мы покинули остров, и сможешь тогда выйти.
Сердце Кеолы замерло в груди.
— Но почему? — воскликнул он. — Я не могу остаться здесь и жить один среди демонов. Я не хочу оставаться на этом острове. Я сгораю от нетерпения, мечтая побыстрее убраться
— Ты не сможешь покинуть этот остров живым, мой дорогой Кеола, — продолжала девушка. — Я открою тебе правду: мы — людоеды, но это держится в строжайшей тайне. Тебя убьют и съедят перед отплытием, а потом мое племя отправится на главный остров, куда приходят торговые корабли и где в доме с верандой живет белый купец. О, если бы ты знал, какое это прекрасное место! У этого купца бочки, полные муки, а однажды в лагуну заходил французский военный корабль, и всех тогда угощали вином и печеньем. О, мой бедный Кеола, как бы я хотела взять тебя с собой! Потому что любовь моя к тебе велика, а это место — самое прекрасное на земле, за исключением Папите.
Так стал Кеола самым несчастным человеком четырех океанов. Он и раньше слышал рассказы о людоедах с южных островов, и всегда при мысли о них его охватывал ужас, но теперь ему пришлось самому встретиться с ними. От путешественников он знал об обычаях людоедов и о том, что если они собираются съесть кого-то, то сначала откармливают свою жертву и заботятся о ней, как мать о ребенке. И тогда он понял, что и с ним происходило именно это, что поэтому ему построили хижину, поэтому его кормили и освобождали от всех работ и поэтому даже старейшины и вожди племени относились к нему как к самому уважаемому человеку. Он лег в постель и стал оплакивать свою судьбу, заранее представляя, как плоть его отделяют от костей.
На следующий день люди племени, как обычно, вели себя с ним учтиво и предупредительно. Выражения их были очень изысканны, они читали прекрасные стихи и много шутили за едой. Но Кеола уже не мог ни есть, ни спокойно слушать все что они говорили. Он видел перед собой только их белые сверкающие зубы, и его сразу начинало тошнить. А когда они закончили есть, он ушел в кусты и рухнул там как мертвый.
На следующий день все повторилось, и тогда жена подошла к нему.
— Кеола, — сказала она, — если ты не будешь есть, то тебя убьют и сварят уже завтра. Старейшины уже обсуждают это с вождями. Они думают, что ты заболел и можешь похудеть.
При этих словах Кеола вскочил на ноги вне себя от гнева.
— Так или иначе, меня ожидает неминуемая смерть! — воскликнул он. — Мне осталось только выбрать между демонами и океанской пучиной. И если мне суждено погибнуть, то пусть это свершится скорее! А если мне суждено быть съеденным, то пусть меня лучше съедят гоблины, а не люди! Прощай, — сказал он и, развернувшись, направился в сторону морского побережья.
Раскинувшееся под палящими лучами солнца, оно было пустынным. Ни единого человека не было на нем, только песок весь был покрыт отпечатками ног и вокруг раздавались голоса, громко и тихо, и то и дело вспыхивали и гасли маленькие костры. Все языки земли звучали тут — французский, голландский, русский, тамильский, китайский. Колдуны каждой части света нашептывали что-то в самые уши Кеолы. Он шел по берегу и видел, как исчезали раковины из-под самых его ног, но не видно было людей, подбиравших их. Пожалуй, сам дьявол не отважился бы прогуляться по этому берегу, но Кеола уже поднялся над своим страхом и жаждал смерти. Когда вспыхивали костры, он мчался к ним, подобно разъяренному быку. Бесплотные голоса призывали его со всех сторон, невидимые руки засыпали костры песком, и огонь гас прежде, чем он успевал подбежать к нему.
«Жаль, что Каламаке нет здесь, —
Устав от бесплодного бега, он сел на песок на границе леса и опустил голову на руки. А действо на берегу не прекращалось ни на минуту — бормотали голоса, загорались и гасли костры, исчезали раковины и тут же появлялись вновь прямо у него на глазах.
«Спокойный был день, когда я впервые посетил этот остров, — подумал он, — потому что ничего подобного тогда не происходило».
И голова его закружилась от мысли, что миллионы и миллионы долларов возникают сейчас на песке, что сотни и сотни колдунов собирают их на берегу и взлетают с ними в воздух выше и быстрее орлов.
«Как же я был глуп, когда думал, что все деньги печатаются на монетных дворах, — подумал он. — Теперь мне понятно, что все новенькие и блестящие монеты всех стран и народов появляются только из этих песков! Но какая теперь мне польза от этого знания?»
Но наконец усталость навалилась на него непосильной тяжестью, и Кеола погрузился в сон, позабыв и об острове, и обо всех своих печалях.
На следующий день ранним утром, когда солнце еще не успело взойти, его разбудил неожиданный шум. В страхе вскочил Кеола на ноги, думая, что племя людоедов застало его врасплох, но, как оказалось, он ошибся. Это кричали и вопили по всему берегу бестелесные голоса, и Кеоле казалось, что невидимые их обладатели проносятся мимо него и устремляются в глубь острова.
«Что же случилось?» — подумал Кеола. Ему стало ясно, что произошло нечто неожиданное, из ряда вон выходящее, потому что костры не загорались и раковины не исчезали, а только голоса, проносясь мимо, затихали вдали, и, судя по их тону, колдуны были очень разгневанны.
«Но гневаются они не на меня, — подумал Кеола, — потому что пробегают мимо и не останавливаются».
Как борзые собаки бегут на охоте друг за другом, как одна за другой мчатся на скачках лошади, как люди, будто подхваченные единым порывом, спешат посмотреть на бушующий пожар, наперегонки устремляясь к нему, так и Кеола поступил так, как совсем не собирался поступать, и не смог бы он ответить, почему сделал это, но он подскочил и побежал следом за голосами.
Он бежал и бежал, пока не увидел вдали колдовские деревья и не услышал яростные крики многих людей, с которыми вскоре смешались звонкие удары топоров. И тогда ясная мысль пронзила его мозг — он понял, что верховный вождь все же согласился с его предложением, что все мужчины племени отправились вырубать деревья и что слух об этом облетел всех колдунов, где бы они ни жили, и теперь колдуны со всего света бросились на защиту деревьев. Пройдя еще несколько шагов следом за голосами, он вышел к границе леса и в удивлении замер. Одно дерево уже лежало на песке, несколько других вот-вот готовы были упасть. Все племя собралось здесь. Одни стояли спиной к спине, тела других уже лежали бездыханными у ног живых, и все вокруг было залито кровью. Все лица были искажены гримасой ужаса, и это было неудивительно, учитывая, что весь воздух был пронизан резкими и истошными воплями колдунов.
Приходилось ли вам видеть ребенка, в одиночестве играющего с деревянной саблей, приходилось ли вам наблюдать, как он прыгает, уклоняется от воображаемых ударов и рассекает своим оружием воздух? Такое же зрелище представляли собой и людоеды, в панике оглядывавшиеся по сторонам, высоко поднимавшие свои топоры, размахивавшие ими, кричавшие, падавшие, сраженные ударами невидимых противников. Ибо не видели они тех, с кем сражаются, и только время от времени замечал Кеола меч без рук, внезапно возносившийся над своей жертвой и опускавшийся на нее, и тогда человек падал, разрубленный пополам, и душа его, освободившись от бренного тела, уносилась ввысь.